Восемь лет среди пигмеев

Однажды Софина, жена Фейзи, смотрела, как я купаю Уильяма. Во время всей этой процедуры она стояла с разинутым от удивления ртом, но не сказала ни слова, пока купание не закончилось и ребенок вновь не заснул в корзине.

— Мадами, — спросила она, — это ваш ребенок?

— И да и нет, — отвечала я. — В действительности это не мой мальчик, но я согласилась вырастить его, так как он лишился собственной матери.

Софина покачала головой.

— Какой позор, — промолвила она. — Кокойю станет таким же большим, как господин Патнеми высокорослые негры. Он не будет пигмеем.

Чтобы понять друг друга, Софина и я говорили на кингвана. Но ее родным языком был кибира, а моим — английский, точнее нью-йоркский диалект. Я пыталась объяснить ей основы генетики при помощи кингвана, жестов, мычания и криков. Все было напрасно. Софина ушла домой, убежденная, что Уильям Д., вскормленный сгущенным молоком из рук белой женщины, обязательно станет таким же рослым, как мы с Патом. Не знаю, почему она не подумала, что при этом и цвет кожи у него должен измениться.

Я часто со смехом вспоминаю, как однажды Херафу пытался проникнуть в тайну одного явления, которое он наблюдал в Конго. Поскольку основная религия в Бельгии — католицизм, бельгийцы организовали в Конго множество католических миссий. Большинство священников, работающих при миссиях, говорят по-французски и известны под именем «отцы». Некоторые из них останавливаются у нас, в лагере Патнем. Однажды здесь жили в течение нескольких дней десять или двенадцать священников. Я думаю, они направлялись на новые места или совершали инспекционную поездку. Так или иначе, их видели то в здании гостиницы, то около нее; кроме того, несколько раз они ходили в деревню пигмеев.

День или два спустя с визитом к нам, очевидно в целях «самообразования», прибыл Херафу.

— Мадами, — спросил он, — откуда приходят отцы?

— Большинство их приезжает из-за моря, — объяснила я, используя выражение, которое пигмеям дает некоторое представление об огромном расстоянии.

— А где их женщины? — продолжал маленький философ.

— У них есть матери, — ответила я после серьезного раздумья, — но нет жен. Их религия, их колдовство запрещает им иметь жен. Они дали клятву посвятить свою жизнь церкви и не иметь семьи. Они считают, что так смогут больше помогать другим людям.

Херафу подергал свою остроконечную бородку. Я видела, что объяснение показалось ему малоубедительным. Большим пальцем ноги он смущенно чертил по земле, словно мальчик перед началом танцев.

— У них совсем нет женщин? — спросил он после раздумья.

— Совсем, — ответила я. — Они живут всегда одни.

Херафу посмотрел на меня с жалостью. Он искренне любил меня (так же, как и я его) и с уважением относился к большинству моих высказываний, но на сей раз было ясно, что он мне не верит.

— Совсем нет жен? — произнес он таким тоном, словно хотел сказать: «Вот тут-то я и поймал вас».

— Но тогда откуда берутся новые отцы? — задал он последний вопрос.

Глава девятая

Как бы много постояльцев ни жило в гостинице и как бы Пат ни был занят в госпитале, он никогда не терял интереса к устроенному им зверинцу. Там имелось уже много животных, пойманных пигмеями и высокорослыми неграми. Когда Пату хотелось приобрести какой-либо особый вид, он снаряжал для этого специальные партии охотников. Более всего Пат мечтал заполучить окапи, редчайшего обитателя леса Итури. Он созвал слуг и старейшин из близлежащих пигмейских деревень и сообщил о своем желании, обещая награду в двадцать долларов за пойманное животное.

Однажды утром, вскоре после этого, четыре пигмея принесли из леса окапи. Животное было ранено, но еще живо, и Пат взялся за дело, стараясь спасти его жизнь. Он сделал уколы пенициллина, наложил швы и перевязал раны животного. Он поил окапи теплым молоком, приготовленным из порошка, — обычный вид молока, которое мы употребляли в лагере. На третий день, несмотря на все его усилия, животное умерло, Пат был удручен.

Спустя несколько месяцев повторилась та же история. Мне казалось, что Пат сойдет с ума от беспокойства за раненое животное. Когда оно умерло, я отправилась в деревню пигмеев, чтобы переговорить с Фейзи, По-видимому, он узнал о предстоящем визите, так как соответствующим образом принарядился к моему приходу. Под поясной шнурок он засунул большие блестящие листья — верный признак элегантности. «Изящным» дополнением к этой одежде служила сплющенная мужская шляпа, выброшенная одним из наших постояльцев несколько месяцев назад. Едва удерживаясь от смеха, я вежливо осведомилась о здоровье членов его семьи и положении дел в деревне.

— Фейзи, — спросила я затем, — почему все окапи, которых нам доставляют, ранены? Вы ведь знаете, как сильно желает господин Патнем достать для зверинца здоровое животное?

Маленький человек замялся и стал в смущении водить большим пальцем ноги по земле.