Американец тяжело поработал с тех пор, как в первый раз оставил Шарлотту в ее плачевном ветшании. Он задумал этот переезд – и оплатил его сюрреализм. Связался со всеми, чьи мечты ходили по этой кривой литературной дорожке или кто публиковал и распространял эти пышные образы, и накопил достаточно денег, чтобы изменить ее последние годы. Теперь она светилась в своем отражающем окружении. Она просияла улыбкой, когда он пришел, и показала всю свою комнату, в том числе самое ценное имущество, последние девять лет пролежавшее взаперти на хранении. Ей хотелось рассказать все, но ему на самом деле не нужно было так много подробностей, а она уже столько позабыла. За годы не вымыло только радость и злобу; остальное отпало. Тем не менее они говорили часы напролет. Шарлотта наслаждалась обществом мягкого бесформенного человека и не обрадовалась его финальному прощанию; американец начал рыться в чемодане – и она поняла, что он уже ушел.
Словно в разочаровывающем номере горе-фокусника, теперь шоколадки превратились в книгу. Она уставилась на нее, пока он поправлял очки.
– Я думал, вам понравится: только что отпечатано, последнее издание.
Она взяла книгу; та казалась какой-то недоделанной – без корешка и твердой обложки.
– Это первая публикация в мягкой, – радостно сказал он.
Она поблагодарила и прижала ее к себе. Они распрощались, и он ускользнул, помахав ей из уменьшающегося коридора; она знала, что больше никогда его не увидит. Прошла по мягкому ковру и легла на постель, подложив хрустящие белые подушки и погрузившись в размытые мысли о прошлом.
Голубь одолел ворона – по крайней мере, в последние дни. Она тяжело и догматично сражалась за эту победу. Его жестокость ранила, но и близко не так сильно, как птица-падальщик, без устали расклевывавшая его собственное сердце. Теперь же Шарлотта ее изгонит и будет видеть в нем только то, что хочет: подражание звездам мюзик-холла или пародию на Макса Киндера, безнадежного декадентского щеголя – снова за пианино, пальцы бегают по клавишам, а воркующий голос тускнеет до жалобного мычания.
Книга была на английском; так ее название звучало выразительней. «Африканские впечатления» – ему бы понравилось. Она представила, как он читает книгу вслух, с наигранным британским акцентом, который так любил. Улыбнулась, закрыла глаза и отложила книгу. Она никогда ее не прочитает – тем более на английском. Она не прочитала ее и на французском.