Ворожея

Колдунья переступила с ноги на ногу, силясь вглядеться в темноту. А ведь там, в глубине старой земли, тусклым светом горело с десяток огней - душ заблудших. И они-то ее помнили, хозяйкой своею чтя. Стало быть, донесут. И если Гай не явится с минуты на минуту, землю нужно будет закрыть. К булле воззвать, завершая обряд. Забыть о силе, что в монистах таится, и успокоится: теперь весь этот мир - ее. Но фермуара хотелось...

Внизу, под сапожками, что-то закопошилось. А за ним потянулись клочья тумана. Смрадного, стылого. А за туманом и голос возник:

- Верни!

И Чародейка поняла: это ее час. Она вмиг может получить все, чего пожелает. Стоит только протянуть ладонь. И Пламена рискнула:

- Руку давай!

Она ухватилась за обледенелые пальцы Гая и стала с силой тянуть.

А голос все звучал, приказывая им остановиться. Но ведьма не желала слушать. Еще немного, еще...

Рыжая голова Ворожебника показалась по-над землею, а на рябой шее в свете тусклой луны сверкнули монисты. Заслуженный дар!

Ее рука, разжавшись на мгновенье, сомкнулась над цепью золотой, с силой дернув ту на себя. И Ворожебник, с укором взглянув на Пламену, сорвался в стылую мерзлоту Туманного Леса. А земля, выдохнув, затворилась.

Навсегда.

Воздух из груди Чародейки с облегчением испарился, и сердце, пропустив несколько ударов, стало снова повиноваться. Если хочешь, хозяйка, я буду биться по-прежнему. Нет - перестану.

И радость-радость-радость!

Колдунья снова накинула на плечи шубку из лисьей шкурки, да обмотала шею монистами драгоценными. Прошла к упряжке с гнедыми лошадьми, и, видя, как те отпрянули от силы мощной, что струилась от нее, скомандовала:

- Домой!

Заснежило, зарябило в глазах от вьюги дикой, да скорости резвой. И Пламена откинулась на меха, прикрыв с удовольствием глаза. Нынче все повиновалось ей одной, потому как ни в Небесные Чертоги, ни в Туманный Лес молитвы слышащих уж не доносились: земля была заперта.

Уже потом, придя в расписную горницу, в ногах которой лежала дивная карта, Чародейка в серебряном зеркале увидела, что стала еще краше. И все-таки в ней что-то изменилось. Да, нынче ни жизнь, ни смерть были над нею не властны. И, значит, боги ей больше не страшны. Да и мир людей нынче целиком у ее ног. С жизнью и смертью, с силою, что послали сюда сами небожители. Стало быть, оставалось малое: выпить мощь ту, что в слышащих теплится.

И вздохнуть...

***

Тело Гая не просто горело - жгло огнем. И ощущением было, будто бы с него шкуру снимают в мастерской кожевенной.

Пласт за пластом, боль опаляла Ворожебника с такой силой, что терпеть больше не хватало мочи. И тогда Гай забыл, что он - чародей знатный, что живет в хоромах камнеградских, белым камнем да золотом сусальным отделанных. С драгоценной росписью стен...

Заревел, завыл подобно зверю раненному. И с ним, криком этим, боль стала понемногу утихать, пока не исчезла вовсе.

Сознание померкло, и вора рыжего охватила кромешная тьма. Она была густой и вязкой, а еще - тихой, словно бы оказался он глубоко на дне океана, под пластом воды мертвой. И ни зверь, ни птица, ни тем паче человек не могли потревожить его.