Воровской дозор

В каждом зале дежурили старушки. Многие из них суровыми взглядами, выработанными за время работы с искусством, посматривали по сторонам, пытаясь распознать потенциального вора. От таких следовало держаться подальше, и Потап тотчас переходил в следующий зал. Меньшая часть смотрителей зала, надломленных возрастом, заняв широкие стулья в углу зала, подслеповато щурилась на посетителей. Но по их отрешенным взорам было понятно, что они где-то далеко, среди надоедливых внуков, дергающих их за длинные юбки, или за столом с чаем и конфетами.

Следовало идти именно к таким.

Шагнув в зал французского искусства, Потап склонился над темно-красной чашей с черными прожилками. Старая смотрительница ленивым взором обводила вверенный ей зал, лишь изредка ее слезящиеся глаза останавливались на вошедшем и, убедившись в его благонадежности, столь же лениво переходили на очередного зрителя. Неожиданно она поднялась со стула и направилась к двум парням, о чем-то оживленно разговаривающим.

– Прошу вас, молодые люди, – прошипела старуха, – потише, пожалуйста, здесь все-таки музей!

В этот момент она видела только обескураженные лица молодых людей, сверля их лбы неприязненным взглядом. Более подходящего момента для кражи не подыскать – Потап мгновенно поднял небольшую вазу и сунул ее под полы короткого пальто, затем, стараясь не привлекать к себе внимания, неторопливо зашагал из зала. Из-за двери доносился недовольный голос смотрительницы, продолжавшей отчитывать развеселившихся парней.

Он прошел один зал, другой. Его никто не преследовал, не хватал за руки. Все было, как обычно, он был одним из многочисленных посетителей, оказавшихся в этот час в музее. Потап спустился на первый этаж и по длинному коридору, стараясь не торопиться, чтобы впопыхах не выронить вазу, вдруг сделавшуюся невероятно тяжелой и неудобной, направился к выходу. Последние десять шагов до двери были особенно тяжелыми: хотелось броситься бежать, останавливал лишь страх уронить вазу. Он толкнул тяжелую дверь и облегченно вздохнул только тогда, когда оказался на улице. Завернув за угол, прошел до ближайшего дома и зашел в пустынный двор.

Вытащив вазу, выполненную из розового родонита, Потап принялся с восхищением ее рассматривать. Она и вправду была хороша, тонкие стенки придавали ей невероятно хрупкий вид. Казалось, достаточно лишь легкого прикосновения, чтобы она развалилась на части. Постучав пальцем по стенкам, он услышал чистый долгий звук, какой бывает только у идеально настроенного камертона. Переложив вазу в сумку, Феоктистов вышел на улицу, довольно насвистывая веселую мелодию.

– Принес? – просто поинтересовался Елисеич, когда Потап шагнул в прихожую.

– А то как же! – вытащил он из сумки вазу.

Взяв небрежно музейный экспонат, Елисеич повертел его в руках, осмотрел со всех сторон и, увидев инвентарный номер, довольно хмыкнул:

– А ты молодец… Вот только эта твоя ваза мало чего стоит. Даже в базарный день за нее тысячу «зеленых» не дадут.

– Как так? – невольно ахнул Потап. – Ведь такая красота!

– А вот так! В нашем деле и такое случается. Подобными вазами все запасники забиты… – Видимо, на лице Потапа отразилось сожаление, потому что в следующую секунду Елисеич произнес: – Да ты не волнуйся, ты молодец, свое дело хорошо исполнил. Теперь нам будет, о чем с тобой потолковать. Только хочу тебе вот что сказать: это последняя твоя кража, иначе нам с тобой не по пути. Ты хорошо запомнил?

– Как отче наш, – широко улыбнулся Потап.

– Ты что, верующий? – хмыкнул Елисеич.

– Немного. Когда на кражу шел, всегда свечку ставил.

– И помогало?

– Всегда… Кроме последнего раза.

– Видно, в ту минуту твой ангел смотрел в нужную сторону. А ваза… Отнеси ее моей дочке, Наде, может, найдет ей применение. Будет, куда цветы поставить. Сейчас я ей позвоню, а то ведь она тебя даже на порог не пустит. – Подняв трубку телефона, Елисеич быстро набрал номер: – Подарочек решил тебе сделать на день рождения, один парень тебе его принесет, так что ты его не прогоняй. Ну, чего стоишь? Все слышал? – положив трубку, он посмотрел на Потапа.

– Да.

– Бери вазу и топай на Тимирязевскую, семнадцать.

Тогда Феоктистов и подумать не мог, что с белокурой девушкой, открывшей ему дверь, он проживет в согласии двадцать пять лет. Ровным счетом ничего такого, что могло бы указать на решительный поворот в его судьбе. Все просто. Обыкновенно. Взял вещицу, и топай себе по названному адресу. Только когда дверь отворилась и на пороге предстала высокая белокурая девушка, возникло вдруг какое-то смутное и приятное ощущение, что встреча с ней не последняя и, если он будет более настойчив, отношения могут перерасти в нечто большее, чем простое знакомство. Вот только форсировать события не стоило. Здесь следовало быть в высшей степени деликатным. Врожденный такт тотчас подыскал верное решение: женщины – весьма чувствительный народ, а потому с ними следует общаться галантно.

– Прошу прощения, не здесь ли проживает Надежда? – сняв шляпу, произнес Потап.

– Вы пришли от папы? – весело спросила девушка, подняв на него большие красивые глаза.