Ворошиловский стрелок

— Что такое? — всполошился старик. — Хворь какая?

— Да нет… Хуже.

— Ну? — он наклонил голову, опасаясь взглянуть Кате в глаза. — Давай уже, добивай.

— Вот пишут… Заметка небольшая в газете… У одной белой женщины родился черный мальчик. Негритенок.

— Ну и слава богу! — старик, ожидавший чего-то другого, с облегчением перевел дух. — Ребенок — он и есть ребенок… Хоть белый, хоть черный… Пусть даже зеленый, был бы здоров.

— Я не об этом, — Катя исподлобья посмотрела на старика. — Дело в том, что муж у этой женщины тоже белый.

— Что же она… Изменщица коварная? — усмехнулся старик.

— Нет… В тех краях вообще нет негров. Ни единого.

— А ребенок черный?

— Черный.

— А папа с мамой белые?

— О том и речь, — Катя смотрела на старика с какой-то мукой, она хотела что-то подсказать ему, но он оставался благодушным.

— Так бывает, — рассудительно произнес старик. — Я слышал… К примеру, женщина хоть и белая, но родилась от негритянки, или папа у нее негром был… Она белая, но все рав-но наполовину негритянка… Или такая же история с папой… И ребеночек у них запросто может получиться очень даже смугловатеньким, — старик рассмеялся беззаботно.

— Нет, — Катя грустно покачала головой. — Я не об этом…

— О чем же?

— Тут о другом говорится…

— Ничего не понимаю! — с легким раздражением сказал старик. — Объясни толком!

— Эта женщина десять лет назад пообщалась с негром… Оба студенты, учеба, поездки…

— И она с ним переспала?

— Да. Именно. Переспала. Этот негр был у нее первым мужчиной. И после той ночи весь ее организм строился на черный лад, понимаешь? Он будто программу в нее заложил на всю жизнь, понимаешь? И потом, за кого бы она замуж ни вышла, отцом ребенка будет не только ее муж, но и тот негр, с которым она пообщалась десять лет назад…. Как он запустил в нее свои негритянские соки, так они в ней и играют…

— Так, — протянул старик. Он еще не все понял до конца, но насторожился. — И что же из всего этого следует?

— А из этого следует, что если мне когда-нибудь в будущем доведется родить ребенка, от кого бы то ни было… Отцами на самом деле будут эти подонки. Они задали программу, они напустили в меня своего дерьма. И мой организм их дерьмо усвоил. Наверно, внутри я сама стала немного, но в чем-то важном похожей на них, понимаешь?

— Кажется, начинает доходить.

— Представляешь, рожаю я лет через десять мальчика, а он — вылитый Вадим Пашутин… И подбородочек такой же червивый, и глазки навыкате, и ушки в стороны… Рожаю девочку лет через пятнадцать, а она, милая такая толстушка… Не отличить от толстобрюхого Бориса Чуханова, торгаша вонючего….

— Так. — Старик присел на диван рядом с Катей, взял в руки газету, но тут же отложил ее в сторону. — Надо же… простоват. Я этого не знал. Не зря в наших деревнях так болезненно относятся к девичьей чести… Оказывается, это давно было известно в народе.

— Но мне от этого не легче, — негромко сказала Катя. — Такое ощущение, будто заразу какую-то в себе ношу…

— Ну что ж, — рассудительно произнес старик, невидяще глядя в окно. — Будем преодолевать.

— Как? — спросила Катя. — Как, деда?

— Как бог на душу положит. — Старик наклонил голову, и сколько Катя ни пыталась заглянуть ему в глаза, она натыкалась на густой частокол седых бровей, скрывавших синий взгляд старика. Он словно боялся, что Катя увидит в его глазах нечто такое, чего видеть ей было нельзя.

За последние дни Катя первый раз решилась выйти из дома. Она опасалась повышенного внимания к себе, косых взглядов, ухмылок, любопытства. Но все обошлось. Никто не обращал на нее внимания, и она успокоилась. Ей и нужно-то было пройти квартал до гастронома, чтобы купить все тех же пельменей, кефира, а если повезет, то и сосисок.

Едва Катя вышла за дверь, старик тут же бросился на балкон. Он проследил, как она пересекла двор, свернула за угол. И, не медля ни секунды, схватил связку своих садово-огородных принадлежностей, натянул на голову кепку, снял с гвоздя ключи, которые оставила соседка, и осторожно выскользнул из квартиры.