Воронцов

На всех, с кем встречался и знакомился Михаил в Петербурге, он производил самое приятное впечатление. В письмах к Семену Романовичу его друзья и знакомые отмечали воспитанность, благородство, доброту и не по летам скромность и рассудительность юноши. Многие поражались тому, как чисто и свободно говорит Михаил по-русски.

В письме П. В. Завадовского читаем: «Не полагал я никак пережить судороги России и начать счастливую эпоху утешением, увидев твоего премилого сына. Не могу изобразить того, с коликим чувством зрю в нем образ и душу твою: капля с каплей воды не больше имеют сходства, как он в твоей молодости. Чем больше познаю его, больше удостоверяюсь в том, что ты отец пресчастливейший. Брат твой весьма любуется им, и всяк, кто его видит, не обинуется сказать: вот образец воспитания! Кроме прочего, и то приятно в нем, что, вывезен будучи грудным младенцем из России, говорит и чисто, и свободно Русским языком, как бы вырос на Руси»4.

«Не нужно было иметь много проницательности, — пишет Семену Романовичу Ф. В. Ростопчин, — чтобы подметить в вашем сыне все добрые отцовские качества: это увидел бы и всякий посторонний человек. Более всего поразила меня в нем нравственная чистота, спокойствие, ровность в расположении духа и основательность суждения. Боюсь только адского общества Петербургской молодежи. Вы, с вашим отвращением от всего потрясающего общественный порядок, были бы поражены окончательно, если б увидели в Петербурге юношей, достойных быть приемными сыновьями Робеспьера или Дантона»5.

Графиня С. В. Панина также посчитала, что сношения Михаила с молодыми петербуржцами могут принести лишь вред. «Впрочем, — заключила она, — с этой стороны вам нечего бояться за вашего сына; у него, по-видимому, столько благоразумия, что он не собьется с указанного вами пути»6.

Семен Романович посоветовал сыну навестить в Петербурге его родную тетку по матери Марию Алексеевну, которая была замужем за А. Л. Нарышкиным. Михаил не ограничился кратким визитом к тетке и ее мужу. Вскоре он стал частым гостем в их доме, известным в Петербурге под названием «Новые Афины».

Александр Львович Нарышкин был настоящим русским барином. В то время он занимал должность директора Императорских театров. Любил хорошо поесть и угостить своих многочисленных гостей. Отличался остроумием и находчивостью в словесных баталиях и с удовольствием приглашал к себе таких же острословов. А Мария Алексеевна, по отзывам гостей, искусно лепила бюсты и барельефы. Артисты, художники, музыканты, литераторы чувствовали себя у Нарышкиных как дома. На даче Нарышкиных часто устраивались балы, давались спектакли. В солнечную погоду вестовая пушка, стоявшая перед домом, сама собой стреляла (с помощью лучей солнца), возвещая о наступлении полдня.

Семен Романович не был в восторге от того, что Михаил зачастил к Нарышкиным. «Вы имеете прекрасный характер, вы чувствительны к дружбе, — писал он сыну. — Ваша тетя свидетельствует об этом. Вы часто проводите вечера у нее, не замечая, каким караван-сараем является ее дом. Это Ноев ковчег: здесь встречаются люди с самым разным воспитанием»7. Но Михаил продолжал бывать у своих хлебосольных родственников.

Семен Романович и Александр Романович решили не вмешиваться в выбор Михаилом рода занятий. Но если он выберет что-то, то, говорили они, должен следовать поговорке — «не давши слова — крепись, а давши слово — держись». Вскоре отец узнал, что сын намерен стать военным.

Михаил написал отцу, что хочет вступить во французскую армию, чтобы поскорее принять участие в военных действиях. Семен Романович решительно воспротивился этому намерению сына. Он объяснил, что Россия легко может стать противницей Франции, и тогда он, русский волонтер, окажется во французской тюрьме. Лучше уж вступить в португальскую армию или отправиться воевать в Грузию. «В Грузии вы тоже увидите войну, так как в этой стране никогда не бывает спокойно». Кроме того, в Грузии можно будет познакомиться с войной в горах, а это редкость, и познакомиться заодно с южной частью России8.

В доме Нарышкиных Михаил сблизился с молодыми офицерами лейб-гвардии Преображенского полка, членами любительского литературного кружка. Многие из них и сами сочиняли. А поручик полка Сергей Никифорович Марин имел широкую известность как поэт-сатирик, автор лирических стихотворений и эпиграмм. Знакомство Михаила с Мариным и с его приятелем Дмитрием Васильевичем Арсеньевым очень скоро переросло в дружбу.

С. Н. Марин и Д. В. Арсеньев и другие поручики и штабс-капитаны Преображенского полка были старше Михаила Воронцова на пять-шесть лет, но они приняли его в свою компанию как равного. Более того, спустя некоторое время он стал душой литературного кружка офицеров. И это не случайно. Если, по словам Ростопчина, Михаил о многих вещах судил лучше своего батюшки, то тем более превосходил в знаниях товарищей по полку.