На этот раз с просьбой об участии в альманахе обратилась к Пушкину сама Воронцова. «Милостивый государь, — писала Елизавета Ксаверьевна. — Право не знаю, должна ли я писать вам и будет ли мое письмо встречено приветливой улыбкой, или же тем скучающим взглядом, каким с первых же слов начинают искать в конце страницы имя навязчивого автора. — Я опасаюсь этого проявления чувства любопытства и безразличия, весьма, конечно, понятного, но для меня, признаюсь, мучительного по той простой причине, что никто не может отнестись к себе беспристрастно. — Но все равно; меня побуждает не личный интерес: благодеяние, о котором я прошу, предназначено для других, и потому я чувствую в себе смелость обеспокоить вас; не сомневаюсь, что и вы уже готовы выслушать меня. — Крайняя нищета, угнетающая наш край и самый город, в котором вы жили и который благодаря вашему имени войдет в историю, дала случай проявиться в полной мере милосердию его обитателей. — Образовалось общество, поставившее себе задачей осуществление благородной цели ради которой были принесены щедрые пожертвования. Бог благословил общественное усердие, много слез было осушено, многим беднякам была оказана помощь; но надо продолжить это дело, и для того, чтобы увеличить средства для оказания помощи, общество беспрерывно возбуждает любопытство и использует развлечения. — Между прочим было сделано одно литературное предложение; кажется, оно осуществимо, судя по той горячности, с какою его стали развивать и поддерживать. Мысль об альманахе в пользу бедных удостоилась одобрения лиц, влиятельных собственной помощью или помощью своих друзей. Из программы этого альманаха, которую я беру на себя смелость вам послать, вы, милостивый государь, увидите, как он будет составлен. — Теперь, когда столько лиц обращаются к нашим литературным светилам с призывом обогатить наш <Подарок бедным >, могу ли я не напомнить вам о наших прежних дружеских отношениях, воспоминание о которых вы, может быть, еще сохранили, и не попросить вас в память этого о поддержке и покровительстве, которые мог бы оказать ваш выдающийся талант нашей Подбирательнице колосьев. — Будьте же добры не слишком досадовать на меня, и, если мне необходимо выступить в защиту своего дела, прошу вас, в оправдание моей назойливости и возврата к прошлому, принять во внимание, что воспоминания — это богатство старости, и что ваша старинная знакомая придает большую цену этому богатству». В конце письма стояла фамилия не Е. К. Воронцовой, а Е. Вибельман. Дата написания письма — 26 декабря 1833.
После даты и подписи последовало продолжение: «Я должна в скором времени выехать в Киев, поэтому прошу вас (если вы удостоите меня ответом) адресовать ваше письмо и милостыню, которую вы пожертвуете одесским беднякам, госпоже Зонтаг (Анне Петровне) через вашего издателя Смирдина, который состоит с нею в переписке.
Пользуюсь случаем сообщить вам, что мои поиски рукописи графа Ивана Потоцкого оказались безуспешными. Вы, конечно, понимаете, милостивый государь, что я обратилась к первоисточнику. У его родных нет ее; возможно, что, так как граф Иван Потоцкий окончил жизнь одиноким, в деревне, рукописи его были по небрежности утеряны»8.
Как уже говорилось выше, видимо, во время встречи четы Воронцовых с четой Пушкиных в Петербурге в 1832 году Александр Сергеевич попросил Елизавету Ксаверьевну помочь ему в поисках рукописи графа Ивана Потоцкого. Упоминанием об этой просьбе Елизавета Ксаверьевна дала понять поэту, кто скрывается за фамилией Вибельман.
«Графиня. Вот несколько сцен из трагедии, которую я имел намерение написать, — пишет Пушкин в ответ. — Я хотел положить к вашим ногам что-либо менее несовершенное; к несчастью, я уже распорядился всеми моими рукописями, но предпочел провиниться перед публикой, чем ослушаться ваших приказаний. Осмелюсь ли я, графиня, сказать вам о том мгновении счастья, которое я испытал, получив ваше письмо, при одной мысли, что вы не совсем забыли самого преданного из ваших рабов?»9
Письмо Пушкина датировано 5 марта 1834 года, а отправлено из Петербурга А. Ф. Смирдиным 16 марта. Ко времени получения Воронцовой письма альманах уже вышел из печати, поэтому посланные поэтом сцены из трагедии в него не попали.
Альманах «Подарок бедным» был в библиотеке Пушкина. Видимо, кто-то прислал ему эту книгу из Одессы. Не Елизавета Ксаверьевна ли?
Из Одессы же в 1834 году был послан Пушкину пакет, в котором находились письмо и книга «Путеводитель по Крыму». И письмо, и книга — на французском языке. С их автором Монтандоном Пушкин был знаком. Молодой, энергичный швейцарец приехал в Одессу, чтобы заняться торговлей. На книге была дарственная надпись (перевод с французского): «Господину Пушкину с уважением от автора. Одесса. 3 апреля 1834».
«Милостивый государь, покорнейше прошу Вас принять эту книгу взамен воровства, совершенного мной с заранее обдуманным намерением», — писал Монтандон. Воровство заключалось в том, что автор «Путеводителя», не спросив согласия Пушкина, выбрал эпиграфом к книге строки из поэмы «Бахчисарайский фонтан»: