Воронята

И тогда он сказал то, что не решался сказать раньше:

– Я хочу… хочу подать в суд.

37

Пуп скучал по вкусной еде, которую приносит с собой богатство.

Дома родители никогда не готовили – они нанимали шеф-повара, который приходил каждый вечер, чтобы сделать ужин. Повара звали Кэрри. Это была эмоциональная и грозная особа, которая обожала орудовать ножом. Боже, как он скучал по ее гуакамоле.

А сейчас он сидел на обочине у закрытой ремонтной мастерской и ел черствый бургер, который купил в закусочной в нескольких милях от этого места. Первый бургер за семь лет. Пуп не знал, насколько усердно копы будут искать его машину, поэтому он припарковал ее подальше от уличного фонаря, а сам устроился на бордюре, чтобы поесть.

Он жевал, и план начинал обретать форму. Этот план предполагал, что он поспит на заднем сиденье, а утром придумает новый план. Пупом двигала отнюдь не уверенность в собственных силах, и он приуныл. Теперь он понимал, что нужно было похитить Ганси; но похищение требовало гораздо более сложного планирования, чем кража, и, уезжая из дома, он не подготовился к тому, чтобы засунуть кого-то в багажник. Он вообще мало к чему подготовился. Пуп просто решил не упускать возможность, когда у Ганси сломалась машина. И вообще, он бы, скорее, похитил его для ритуала потом, после того как обнаружил бы силовую линию.

Впрочем, Ганси не был идеальной мишенью; за его убийцей началась бы серьезная охота. Ставку следовало сделать на мальчишку Пэрриша. Никто не будет особо искать пацана, который вырос в трейлере. Впрочем, Пэрриш всегда выполнял задание вовремя.

Пуп мрачно куснул пыльный бургер. Настроение у него ничуть не улучшилось.

За спиной у Пупа начал звонить телефон-автомат. До сих пор Пуп даже не сознавал его присутствие; он думал, мобильники уже давным-давно вытеснили таксофоны. Он окинул взглядом единственную машину, стоявшую на парковке, чтобы понять, не ожидает ли кто звонка. Впрочем, та машина была пуста, и спустившееся правое колесо наводило на мысль, что она простояла здесь гораздо дольше, чем пять минут.

Пуп тревожно ждал. Телефон прозвонил двенадцать раз, и никто не ответил. Пуп испытал облегчение, когда телефон замолчал, но не успокоился. Он завернул половинку бургера и встал.

Телефон вновь начал звонить.

Он звонил всё то время, пока Пуп шагал к мусорному баку по другую сторону мастерской («ЗАХОДИТЕ, МЫ ОТКРЫТЫ!» – лгала табличка на двери). И пока возвращался к обочине, чтобы поднять упавший кусочек картошки. И пока шел туда, где оставил машину.

Пуп не был склонен к филантропии, но он сообразил, что, возможно, человек по ту сторону провода отчаянно пытается с кем-нибудь связаться. Он повернул к таксофону, который продолжал звонить (очень старомодно, вообще-то современные телефоны уже не издавали таких звуков), и снял трубку с рычажков.

– Слушаю.

– Мистер Пуп, – негромко сказала Нив. – Надеюсь, не помешала.

Пуп крепче ухватился за трубку.

– Откуда вы узнали, как со мной связаться?

Нив говорила кротко и зловеще:

– Я хорошо запоминаю цифры, мистер Пуп, и вас не так трудно найти. А еще у меня есть прядь ваших волос.

Пуп подумал: голос живого человека не может в такой мере походить на электронный автоответчик.

– Зачем вы мне звоните?

– Приятно, что вы спросили, – ответила Нив. – Я звоню по поводу вашего предложения, которое вы сделали во время нашей последней беседы.

– Во время нашей последней беседы вы сказали, что вам неинтересно мне помогать, – сказал Пуп.

Он всё еще думал о том, что эта женщина подобрала его волосы. Образ Нив, медленно и тихо двигавшейся по темной брошенной квартире, был не из приятных. Пуп повернулся спиной к мастерской и вгляделся в ночь. Возможно, Нив пряталась где-то там; возможно, она следовала за ним и таким образом выяснила, куда позвонить. Но Пуп понимал, что это не так. Единственная причина, по которой он вообще когда-то связался с Нив, заключалась в том, что он твердо знал: она настоящая. Кем бы она ни была.

– Да, насчет помощи, – сказала Нив. – Я передумала.

38

– Эй, Пэрриш, – сказал Ганси.

«Камаро» стоял в тени у обочины, прямо за стеклянной больничной дверью. Ожидая появления Адама, Ганси видел, как эта дверь открывалась перед незримыми пациентами.

Адам опустился на пассажирское сиденье. Как ни странно, он был внешне цел; обычно после стычек с отцом оставались синяки и ссадины, но на сей раз единственное, что заметил Ганси, – это слегка покрасневшее ухо.

– Мне сказали, что у тебя нет страховки, – произнес он.

А еще врачи сказали ему, что Адам, вероятно, больше никогда не будет слышать левым ухом. Это было труднее всего принять – что случилось нечто непоправимое, но невидимое. Ганси думал: сейчас Адам скажет, что сам найдет способ заплатить… Но тот просто вертел на запястье больничный браслет.

Ганси осторожно добавил:

– Я всё уладил.

В таких случаях Адам всегда что-нибудь говорил. Сердился. Огрызался. «Нет, я не возьму твои чертовы деньги, Ганси, меня не купишь». Но теперь он просто сидел и крутил, крутил, крутил бумажный браслет.