Воронята

– Ее зовут Персефона. Намерение воздействует на карты, – объяснила Блу. – Это нужно для того, чтобы другой человек мог проникнуть в твою голову, увидеть образы в будущем и прошлом. Но рыба? Как может твое намерение вызвать рыб? С жизнью нельзя договориться.

Ганси спросил:

– Какого цвета были рыбки, когда мы пришли сюда?

Они были серебристо-черными, ну или, по крайней мере, такими казались. Блу понимала, что Ганси искал признаки необъяснимой магии, но лично она не собиралась так легко поддаваться. Синий и коричневый вполне могли показаться черным или серебристым, в зависимости от освещения. Тем не менее она подошла к Ганси и присела на мокрой земле возле озерца. Рыбки были сплошь темными, неразличимыми в тени его ладони.

– Я наблюдал за ними и гадал, как они сюда попали, а потом вспомнил, что есть форель, которая водится в маленьких ручьях, – сказал Ганси. – Дикая ручьевая форель – кажется, она так называется. Я подумал, что теперь всё понятно. Возможно, ее в этот прудик выпустил человек, ну или где-то дальше есть другое озеро. Вот что я думал. Ручьевая форель сверху серебристая, а снизу красная.

– Так, – отозвалась Блу.

Протянутая рука Ганси оставалась неподвижной.

– Ведь в этом озерце, когда мы пришли, не было красных рыб?

Блу промолчала, и он взглянул на нее. Она покачала головой. В озерце совершенно точно не было красных рыб.

Ганси быстро убрал руку.

Крохотная стайка рыб заметалась в поисках укрытия, но Блу успела заметить, что они все были серебристо-красные.

Не красноватые, а ярко-красные, цвета заката – или мечты. Как будто они никогда и не были другими.

– Не понимаю, – сказала Блу.

Что-то в ее душе ныло, как будто она всё понимала, но не могла выразить словами, мысленно зафиксировать. Ей показалось, что она – часть сна, в который погружено это место. Ну или оно было частью ее сна.

– И я тоже.

Оба одновременно повернулись, когда слева послышался чей-то голос.

– Адам? – спросила Блу.

Казалось странным, что ей пришлось уточнить, но ничего определенного здесь не было.

И вновь они услышали голос Адама, на сей раз отчетливее. Адам и Ронан стояли на другой стороне озерца. За ними возвышался дуб. В его стволе зияла выгнившая полость размером с человека. В воде отражались и Адам, и дерево, и эта картинка казалась холоднее и дальше, чем реальность.

Адам энергично растирал руки, как будто замерз. Ронан стоял рядом с ним и смотрел через плечо на что-то, чего Блу не видела.

– Идите сюда, – попросил Адам. – И влезьте внутрь. А потом скажите, что я сошел с ума.

Он говорил с отчетливым акцентом. Блу уже поняла: это значило, что Адам слишком взволнован, чтобы его скрывать.

Блу посмотрела на дупло. Как и положено, оно выглядело влажным, неровным, черным, и росшие на коре грибы продолжали трудиться над его увеличением. Края были зазубренными и тонкими. Казалось чудом, что дерево продолжало жить.

– Ты в порядке? – спросил Ганси.

– Закрой глаза, – сказал Адам.

Он стоял, скрестив руки и обхватив себя за плечи. Слыша его дыхание, Блу вспомнила, каково проснуться после кошмара, когда сердце колотится, легкие сжимаются, а ноги болят от безуспешных попыток бежать.

– В смысле, когда встанешь здесь, – уточнил Адам.

– Ты залезал туда? – спросил Ганси у Ронана.

Тот покачал головой.

– Это он его нашел, – сказал Адам.

Ронан абсолютно спокойным голосом произнес:

– Я туда не полезу.

И это прозвучало как незыблемый принцип, а не как признание в трусости. Как в ту минуту, когда он отказался взять карту на сеансе.

– А я не против, – заявила Блу. – Я слазаю.

Было трудно представить, что ей что-то угрожает внутри дерева, и неважно, насколько странным казался лес снаружи. Шагнув в дупло, она повернулась лицом к внешнему миру. В дупле стоял сырой и спертый воздух. А еще там было тепло, и, хотя Блу знала, что это просто результат гниения, дерево стало для нее таким же живым существом, как она сама.

Адам маячил перед ней, по-прежнему обхватывая себя руками. «Что, по его мнению, здесь может случиться?»

Она закрыла глаза. И почти сразу почуяла дождь – не предвестие его, а живой, постоянно меняющийся аромат уже идущей грозы, раздольный запах ветра, летящего сквозь струи ливня.

Что-то касалось ее лица.

Блу открыла глаза. Она одновременно находилась в своем теле и наблюдала за собой со стороны. Никакого дупла не было. Блу, которую она видела, стояла рядом с мальчиком в школьном свитере. Он слегка сутулился, и его плечи потемнели от дождя. На своем лице Блу ощущала его пальцы. Он прикасался их тыльной стороной к ее щекам.

По лицу той, другой Блу текли слезы. Благодаря какой-то странной магии Блу чувствовала их и на своей коже. А еще она, как когда-то на церковном дворе, ощутила болезненно вздымающуюся в душе печаль – горе, которое казалось больше ее самой. Слезы той, другой Блу казались бесконечными. Они текли, текли – и скатывались, промывая дорожки на щеках.

Мальчик в школьном свитере прижался лбом к ее лбу. Она ощутила прикосновение его кожи и вдруг почуяла запах мяты.

«Всё будет хорошо, – сказал Ганси той, другой Блу. Она видела, что ему страшно. – Всё будет хорошо».