Воронье живучее

Шерхон выплюнул в окно. Не бывать этому, не позволю! Идейных из себя корчат. В Ташкенте, вместо того чтобы спасибо сказать, этот сопляк Дадоджон замучил дурацкими расспросами. Из-за него, слизняка, могли б и мильтоны зацапать. Дело сорвал! И такая шваль в зятья набивается? Пусть Марджона помрет старой девой, не бывать ей женой подлеца!..

— Вы не узнали меня, ака? — услышал Шерхон голос шофера, прервавший его размышления.

— Узнал, — коротко ответил Шерхон и, немного помолчав, прибавил: — Вы раньше жили по соседству с нами.

— Точно, мы были соседями! — обрадовался шофер. — Хорошая память у вас. Я смотрю, вы молчите, ну, думаю, забыли, столько лет прошло, как уехали!.. Брата-то вашего я чаще вижу. Несколько раз отвозил к ним домой дрова и уголь. Хороший человек, авторитетный. Такой молодой, а уже прокурор… Вас куда подвезти, к ним в контору или домой?

— В контору…

Шерхон полез в карман за деньгами, но шофер поспешил воскликнуть:

— Нет-нет, ака, только без этого! Не обижайте меня!

Машина остановилась возле прокуратуры.

— Ладно, считайте меня своим должником, — сказал Шерхон. — Спасибо!

Он направился прямо в кабинет брата. Молодая секретарша сказала, что прокурор занят и к нему нельзя. Но Шерхон пропустил ее слова мимо ушей и, распахнув дверь, вошел.

Бурихон был в кабинете один, сидел за письменным столом и листал какое-то дело. Увидев брата красным от гнева, он захлопнул папку и откинулся на спинку кресла.

— Ну как, львом или лисицей? — улыбнулся он.

— Меня звать Шерхон[29]. Лисы из меня никогда не получится. Этот шелудивый пес артачится, ни в какую не хочет. Топить, говорит, надо, а не спасать. Своими руками, гад, будет топить! Но я так не оставлю, я проучу вашего старца!

— Ничего вы не сделаете, акаджон, успокойтесь, — насмешливо произнес Бурихон.

— Сделаю! Этот гад собирается поженить своего братца с нашей сестрой — во! — показал Шерхон кукиш. — За уличного попрошайку отдам Марджону, а Дадоджону — никогда! Это раз…

— Это ноль! — перебил, хихикая, Бурихон. — Хотите вы, не хотите, а Марджона выскочит за брата ака Мулло.

— Не выйдет! — рявкнул Шерхон.

— Тише, вы что?.. Вы не понимаете и не хотите понять, что лучше мужа, чем Дадоджон, нашей сестре не найдем. Парень перспективный, он с помощью ака Мулло далеко пойдет и когда-нибудь нам понадобится. Вы думаете, я вечно буду сидеть в этом кресле? Думаете, нет у меня врагов, которые стараются сковырнуть? О, если бы так… — покачал головой Бурихон и, подавив вздох, процедил сквозь зубы: — Мне никак нельзя без поддержки. Накатала какая-то сволочь жалобу. Если допустить до расследования, с треском снимут.

— Ну и что? — Шерхон сел на стул возле стола. — Без этого кресла не проживешь?

— Нет, не проживу.

— Лучше попрошайничать, чем лизать задницу этому старому псу.

— Да подумайте, пораскиньте мозгами! — вспылил Бурихон и, выскочив из-за письменного стола, нервно забегал по кабинету.

Шерхон не поворачивал головы. Наконец, остановившись перед ним, Бурихон заговорил поучительным тоном:

— Вы упускаете из виду политику, не чувствуете веянья времени. Это близоруко, ака. Поймите, война кончилась, наша страна победила, мир меняется. Половина Европы уже хочет строить социализм, не будет, значит, больше капиталистического окружения… Вы не смотрите на меня удивленно, я не буду читать вам лекцию о международном положении. Я только хочу подчеркнуть, что теперь значительно больше внимания будут уделять внутренней политике, то есть решительно и беспощадно станут наводить порядок, а это, в свою очередь, означает, что жить так, как хотите вы, будет нельзя. Выловят всех грабителей и бандитов, спекулянтов и расхитителей. Доберутся и до ваших ташкентских дружков, никому не поздоровится! Поэтому, пока еще есть возможность, надо кончать. Надо думать о будущем. Мы с вами полагаемся на всевышнего…

— Да пес-то старый тут при чем? — перебил, потеряв терпение, Шерхон.

— А при том, что играть с ним — все равно что играть с огнем. Я еще вчера предупредил: у него длинные руки и крепкие корни: приятели, кумовья, свои люди… Они у него повсюду, даже в руководящих органах, и благодаря этому он может и вознести, а если понадобится, и раздавить, как клопа.

— Я не боюсь его! — воскликнул Шерхон, вскочив на ноги. — Дело завмага как раз и может сгубить его. Если бы ты постарался…

— Вы невозможны, ака. Битый час объясняю, что нельзя связываться с ним, нельзя, понимаете?! Ничего вы не докажете, сами сядете…

— Ладно, увидим! Я в Ташкенте еще посоветуюсь. Пока мне ясно одно: Шаддода не выйдет за Дадоджона. Вот так!

— Выйдет!

— Не выйдет! — сказал Шерхон, направившись к двери.

— А вы спросите у нее! — крикнул Бурихон ему вслед.

14