Воронье Гнездо

* * *

Пятеро эльфов с бордовыми повязками на левой руке у каждого — у кого–то целых три, у кого–то одна — бесшумно подбежали к зданию забегаловки, когда извозчик закуривал неподалеку. У троих из них были поясы с коктейлями молотова, у одного — топор, пятый был с пустыми руками. В поле их зрения был только один человек: юноша, говоривший с кем–то по телефону в застеклённой будке.

— …да, сейчас выедем из Свиной Горки… — отвечал кому–то парень. — Ага, заметил, закусочная не по–сельски чудная… Ну хорошо, попробую. Вам не захватить чего–нибудь по дороге?

Тут он услышал стук в будку, обернулся и увидел, что кто–то на него пристально смотрит из темноты, поглотившей все пространство вокруг. Юноша показал жестом, что ему нужна еще пара минут, и вернулся к разговору. Стоило ему это сделать, как он услышал стук с другой стороны. За тем стеклом так же пристально смотрел на него кто–то еще. Парень глядел на второго уже со смятением, он хотел было выйти из будки и спросить в чем дело, как с третьей стороны, к которой он стоял спиной, раздался тяжелый удар по стеклу, переливающийся в оглушительный дребезг, к которому затем прибавился хруст черепной коробки. Юноша простоял с топором в голове ещё некоторое время, после чего эльф, насладившись, как он это называл, аперитивом, вынул топор и начал наносить им новые и новые удары, пока из болтающейся телефонной трубки доносился чей–то испуганный голос. Два других эльфа ушли к закусочной, где их ждали ещё двое.

Извозчик с отвисшей челюстью глядел на то, как телефонная будка, пошатываясь при каждом ударе разъяренного эльфа, превращается в огромный блендер. Взяв себя в руки, он, пригнувшись, тихо убежал в закусочную.

— Ты кидай туда, где людей больше, — сказал высокий эльф товарищу, вертя в руках бутылку с горючей жидкостью, когда они стояли у стены закусочной — я не буду, мне не нравится как они горят. Я люблю растения, дерево. Люблю хвою. Видел когда–нибудь, как красиво раскаляются и скручиваются хвойные иголочки в огне? Просто чудо.

— Какая разница, кто кинет? Люди же все равно будут гореть! — ответил ему второй.

— Разница есть. То, что ты поджег, горит только для тебя. Это твой огонь, ты его чувствуешь. Ты — хозяин огня, а если хозяину не нравится то, что делает огонь, то он не будет стараться и потухнет. Магия. В этом есть магия.

— Ты это серь… — возмущенно ответил эльф, которого прервал третий член группы:

— Не надо, он знает свое дело. Идём. Ты — позови Августа, — сказал он четвертому.

* * *

Хаос, столпотворение и суета, бушевавшие в забегаловке, резко, но не надолго сменились штилем всеобщего остолбенения, когда бутыль с горящей тряпкой своим толстым дном пробила хрупкое окно забегаловки. Толпа мягких человеческих тел, осыпаемых стеклянными осколками, нежно приняла бутыль, услужливо не дав ей разбиться. Какой–то смельчак словил её и швырнул обратно, раззадорив посетителей, тут же обескураженных тремя ответными бутылками, летящими в их сторону. В здании начался пожар, отнявший надежду на спасение у тех, кто прятался под столом и подгонявший толпу, плотно напиравшую на черный ход, который отчаянно пытался открыть человек, значившийся здесь заведующим, старшим поваром и просто официантом. Когда здание начало заполняться угарным газом и запахом горелой плоти, черный ход наконец открылся, обнаружив перед заведующим, старшим поваром и просто официантом массивный силуэт эльфа с топором.

— Август, — буркнул он, как пёс, и замахнулся топором, обрызгав свежей кровью дрожащего наблюдателя, которого сзади толкали напуганные посетители.

Мужчина уж было смирился со своей участью, глядя на падающее на него лезвие топора, как почувствовал сзади сильный толчок, сбивший его с ног и спасший его черепушку от рассечения: рыцарь казана и поварешки, трижды сидевший лысый бородач, местный повар, который этим вечером променял верную поварешку на не менее верный топор, спас своего начальника, отразив удар Августа казаном. Так началась титаническая битва между двумя маньяками–рецидивистами, позволившая задыхающимся посетителям выбежать на улицу.

Заведующий, старший повар и просто официант, нещадно затаптываемый посетителями, умудрялся в тот момент думать о том, как будет плохо, если он выживет, как он будет страдать, глядя на угли в которые превратилось дело всей его жизни и изнывать от мощного удара по репутации. Но, поскольку сегодня не его день, он продолжал жить, испытывая боль не столько от того, что его топчут, сколько от того, что посетители уходят, не заплатив. Он злился на них, и именно поэтому ему было так упоительно слышать рёв машины, без тормозов мчащейся прямо к выбегающим людям.

Ни среди сбитой автомобилем кучки спасшихся, ни среди бьющихся в предсмертных конвульсиях жертвах пламени не было Лилии, Кружка и извозчика. Потому что они застряли где–то между.

— Ну, ребят, либо запеканка, либо лепешка! — сказал извозчик, поймав несколько укоризненных взгядов и негласно получив титул придурка.