Воронье гнездо

      Ехать было на удивление интересно, что-что, а места в Вороньем гнезде были весьма живописными. Деревню окружало три водоёма, по берегам которых густой полосой рос ивняк. По рассказам нового знакомого я узнал, что с некоторых сторон к речкам можно было подступиться. Деревенские каждое лето купались в них, но я, скорее всего, с лёгкостью заблудился бы в этих дебрях.

      Всего в нескольких километрах от кукурузных и подсолнечных полей вырастали довольно высокие холмы, а их окружал безумно прекрасный хвойный лес. Я бы мог наслаждаться чистейшим воздухом, стократно отличающимся от городского, если бы не вездесущие коровьи мины. Дурнопахнущих лепёх в этом месте, вероятно, было больше, чем людей. Оно и понятно, скотины здесь было предостаточно.

Пока я ехал, насчитал около десятка небольших лошадиных табунов, пасущихся молодой, но уже довольно высокой травой. Забавно было наблюдать, как за матерью-лошадью семенит резвый жеребёнок или как здоровый конь неуклюже скачет, опутанный верёвкой. Хотя, полученная от Федьки информация о том, что так путают только тех особей, которых готовят к убою, для того, чтобы они не бегали и не сбавляли в массе, уничтожила всю весёлость. Чтобы не думать о забое скота, переключился на коров. Целое стадо, перегоняемое пастухом, переходило через дорогу к водопою. Видимо, в речках не только дети купались, но и все, кому было не лень. И нужду в воду тоже справляли все…

– Ну вот, – крякнул Федька, натягивая поводья на себя и останавливая повозку, – дальше ногами топай.

      Перед въездом в деревню стояло старое, кирпичное сооружение, походившее на коробку. Остановка – дошло до меня.

– А ты разве не в этой деревне живёшь? Говорил, что сюда направляешься.

– Мне туда не нужно, – туманно ответил тот. – Не бойся, спроси у любого, где дом бабушки, и тебе подскажут. В Вороньем гнезде все друг друга знают.

      Я повернулся в сторону населённого пункта, идти нужно было по дороге, с левой стороны которой пробегала одна из рек. Меня встречали разномастные, деревянные домишки и какие-то сельские постройки вроде фермы и огромного гаража для грузовых машин и уборочной техники.

– Ладно, – промямлил я, оборачиваясь к извозчику, – спасибо тебе, Фе…

      Телегу с деревенским парнишкой я не обнаружил. Сзади стоял только мой дорожный, серебристый чемодан, а от экипажа, на котором я прибыл, и след простыл. Я не слышал, как повозка отъезжала, да и, покрутившись на месте, не заметил вдали удаляющийся силуэт. Федька будто испарился.

      «Странно, – подумалось мне. – Всё это очень странно…»

***

      Поиски бабушкиного дома продолжались недолго. Шагая по дороге у фермы, я встретил маленькую беловолосую девочку в грязном, выцветшем сарафане и поинтересовался, где живёт Анна Петровна Маршалова. Девчушка оценивающе осмотрела меня, сильно нахмурив брови, но всё же дала подсказку, хоть и в некой специфической для меня манере. Десятилетка – такой возраст я дал ей навскидку – махнула рукой вдоль дороги и буркнула: «Прямо шлёпай, потом направо. Там единственный голубой дом. Не промахнёшься». И говорила она таким тоном, будто всю жизнь только и общалась с дураками, вроде меня. Я скорее ожидал увидеть на лице ребёнка испуг от обращения к ней незнакомца, но встретившими меня эмоциями были раздражение и даже презрение, а во взгляде читалась недетская усталость. Что с этими деревенскими не так?

      Прошлёпав по дороге у фермы, а потом, как подсказала девчушка, свернув направо, я действительно увидел небольшой голубой домишко. Бабушкино жильё располагалось на единственной асфальтированной улице в деревне, но выглядело совсем непрезентабельно. Краска облупилась, наличники на окнах рассохлись и в местах прогнили, а старый фундамент так и грозился рассыпаться. Стало грустно и даже совестно… Сколько лет отец не приезжал к матери? Пять? Десять? Может, все двадцать?

Пока я глазел на потрёпанный временем дом, не заметил, как бабушка выбежала ко мне навстречу и заключила в объятия. Она была мне чужой, ведь я совсем не знал её, но чувство неловкости тут же улетучилось, как только я почувствовал исходивший от неё аромат свежей выпечки и каких-то специй. В животе предательски заурчало.

– Ох, мой бедный мальчик! – пролепетала женщина, ощупывая меня и поглаживая по щеке шершавой, старческой рукой. – Ты так долго добирался! А худой какой… – еле слышно пробубнила бабушка себе под нос. – Так и знала, что она их заморит.

Под словом «она» старушка, видимо, имела в виду маму, а раз в свои семнадцать я был действительно слишком худым, то причиной этого бесспорно являлось недоедание. Что можно было ещё ожидать от типичной бабушки?

– Похож на отца, – всплакнув, почти беззвучно вставила она. – Волосы так же вьются и чубчик на макушке. Я сразу тебя узнала по каштановой гриве и вздёрнутому носу. Какой же красивый вырос!

– У отца уже нет кудрей, – улыбнулся я, – вместо них давно лысина. А нос и вовсе…

– Длинный и прямой, – оборвала бабушка. – Что ж я, по-твоему, сына своего не помню?