Воронье гнездо

От творившихся снаружи ужасов голова пошла кругом, меня начало тошнить, но я пытался сдерживать рвотные позывы. Облокотившись на полок в попытке хоть на секунду унять страх, я вспомнил ещё об одной детали – в бане не было никаких замков, а значит, то, что находилось снаружи, могло с лёгкостью проникнуть внутрь. Бабушка говорила, что отсутствие защёлки – мера предосторожности, говорила, что в деревнях были нередкими случаи, когда люди угорали от банного жара, теряли сознание и валились с сердечными приступами… Я вдруг чётко услышал её слова: «Станет дурно – ползи наружу. Даже крепкие, молодые ребята умирали в парилках». Но как ползти наружу, когда там ТАКОЕ?!

От всплывших в сознании слов стало совсем плохо. Мне было страшно выходить в ночную прохладу улицы из-за происходящей там чертовщины, страшно было оставаться в бане, будучи в одежде. Я уже итак задыхался от жары. Помню, как упёрся спиной в противоположный от окна и двери угол помещения и скатился вниз. Остальное, как в тумане. Жар и неподдельный страх выкачали все силы. Я потерял сознание.

Истерия и похмелье

Вставай, проклятьем заклеймённый,

Весь мир голодных и рабов!

Кипит наш разум возмущённый

И смертный бой вести готов.

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим, —

Кто был ничем, тот станет всем.

Это есть наш последний

И решительный бой;

С Интернационалом

Воспрянет род людской!

Никто не даст нам избавленья:

Ни бог, ни царь и не герой.

Добьёмся мы освобожденья

Своею собственной рукой.

Чтоб свергнуть гнёт рукой умелой,

Отвоевать своё добро, —

Вздувайте горн и куйте смело,

Пока железо горячо!

Это есть наш последний

И решительный бой;

С Интернационалом

Воспрянет род людской!

Лишь мы, работники всемирной,

Великой армии труда,

Владеть землёй имеем право,

Но паразиты – никогда!

И если гром великий грянет

Над сворой псов и палачей, —

Для нас всё так же солнце станет

Сиять огнём своих лучей.

Это есть наш последний

И решительный бой;

С Интернационалом

Воспрянет род людской!

(Официальный гимн РСФСР 1918—1944 гг.)

– Ох, скоты! – вопила полная, крепкая дама, размахивая руками. – Что вы творите, свиньи?! Да будьте вы прокляты, черти окаянные!

– Мама, – послышался неуверенный детский шепоток, – теперь мы будем прокляты?

– Тише, Аглая, – надломленным голосом ответила женщина, уводя дочку от места стройки, – незачем хорошей девочке говорить такие вещи. Господь, он всё видит. Он не допустит, чтобы страдали невинные люди.

– А те, кто виновен, пострадает?

– Аглая! – Женщина одёрнула девочку, но потом быстрыми, резкими движениями погладила её по голове. – Всё будет хорошо.

– Не хочу, чтобы было хорошо. Пусть виновные будут наказаны.

– Тише, Аглая!

Мать, крепко державшая ребёнка за руку, стала отдаляться от толпы зевак. Люди галдели и возмущались, часто переходя на крики и нецензурную брань. Деревенский покой был бесповоротно нарушен.

– Разрушим старый мир и на его костях построим новый! – раздался возглас со стороны «виновных».

***

– Слав! Слав, ты меня слышишь?!

Чья-то грубая и тяжёлая ладонь ударила меня по лицу несколько раз.

– Что ж ты его так лупишь, окаянный! А ну, подвинься!