Ворон и ветвь

И мальчишка – вот чудо! – отходит, а она протягивает мне руку просто и спокойно, опираясь на мою с явным облегчением.

– А если мы и в самом деле не успеем? – спрашивает она немного погодя, когда до улицы Черных роз остается всего ничего.

– Тогда все будет немного сложнее, – отзываюсь я, следя за выбоинами мостовой. – Ваша дочь может идти?

– Нет… не думаю…

Капюшон падает ей на лицо, она то и дело поправляет его и явно прихрамывает, но старается идти как можно быстрее, и понятно, что жалоб я не услышу. Мальчишка скрипит снегом впереди и едва не приплясывает от нетерпения. Будь все вечером или днем, я бы оставил ее в какой-нибудь приличной гостинице и сходил за девчонкой с рыжим, но уже далеко за полночь, все закрыто.

– Они вряд ли отправят девочку в капитул одну, – говорю ей. – Скорее подождут вас обоих. За что вас разыскивают, госпожа?

Она молчит, лишь дышит тяжело и часто. Если прислушаться… Я не целитель, но даже мне понятно, что нужен лекарь. А на вопрос так и не ответила. Впрочем, через несколько минут, когда мы доходим до конца узкой улочки, дома которой почти смыкаются верхними выступающими этажами, я слышу тихий хрипловатый голос:

– За убийство.

– Опять врете, – усмехаюсь я. – Этим занимается суд герцога, но не Инквизиториум.

– Они думают, что я колдунья. Потому что переночевала в проклятой Светом часовне и…

– И пережили Дикую Охоту?

– Да, – выдыхает она.

– Вы рассказали про меня?

Прежде чем ответить, она молчит так долго, что могла бы уже и не отвечать. Потом отзывается еще тише:

– Да.

И ни слова оправданий. А ведь ей наверняка есть что сказать. По уставу дознания нельзя применять пытки к женщине в тягости, так что вряд ли ее пытали, а вот припугнули наверняка. И скорее всего, детьми.

Под ногами хрустит уже изрядный слой свежего снега, сухого и плотного, не успевшего еще пропитаться испарениями большого города. Мы оставляем следы на девственной белизне, и на мгновение кажется, что Стаммас мертв, словно Колыбель Чумы. Но сюда чума так и не дошла, я чувствую множество теплых огоньков живых душ, окружающих нас. Если прикрыть глаза и посмотреть иным взглядом, город будет похож на огромную, уходящую вдаль сеть, усыпанную множеством огней. Маленькие золотые – люди, большие слепяще-белые – церкви и часовни, зеленые, алые, синие и пурпурные – места силы или творящегося волшебства.

А прямо впереди, за тонкой полоской живого золота – черно-серая муть. Кладбище. Очень старое кладбище, умело и ревностно упокоенное моими предшественниками, выжженное молитвами церковников, усыпленное и залитое светом Благодати. Ни одного следа блуждающей души, только если присмотреться изо всех сил – до боли в глазах, что и не глаза вовсе, – темную муть прорезают крошечные искры. Это крысы, совы, бродячие собаки – новые обитатели кладбища…

– И вы мне ничего не скажете? – вырывает меня из другого мира ее голос.

– А зачем? – пожимаю плечами я. – Если вы все рассказали, значит, не рассказать просто не могли. Я знаю инквизиторов. Они грозили вам или вашим детям.

– Если бы мне… – еле слышно откликается она. – Я не знала вашего имени. Только потом… поняла. Местные слуги… рассказывали нам… про замок Энидвейт… ой…

Она даже останавливается, откидывая капюшон, смотрит на меня виновато, явно не зная, что делать ей и что сделаю я. Я же протягиваю руку и поправляю сбившийся и распахнувшийся воротник ее плаща. Чувствую ненавидящий взгляд мальчишки и убираю руку, пока этот дуралей не надумал ткнуть мне в спину своей железкой. У него не выйдет, но… Ни к чему ей бояться еще больше. Лучше пусть отдышится, раз уж остановились.

– Полагаю, вам рассказывали страшные сказки, госпожа, – говорю ей без улыбки. – Забудьте, в них очень мало правды.

– Значит, все еще хуже, – шепотом говорит она, опуская взгляд и комкая в пальцах воротник плаща, к которому я едва притронулся. – Но они вас не называли. Только… заставили рассказать про условие… про договор… о ребенке. А потом отправили сюда, в капитул…

– Расскажете потом, хорошо? – мягко прошу я. – Сейчас мы дойдем до конца переулка, и вы покажете мне дом. Там еще кто-нибудь есть?

– Нет, только Энни, – мотает она головой, зябко кутаясь в плащ. – Она спала, когда мы уходили.

Глава 26 Канун Йоля. Одна ночь до солнцестояния

Стамасс, столица герцогства Альбан

23-й день дуодецимуса, год 1218-й от Пришествия Света Истинного