Ворон

В тот момент, когда мы выходим за дверь, нас бросают в фургон, который в следующую секунду во весь опор мчит нас вниз по прилегающей улочке. Кара чуть ли не задыхается и едва может держаться, пока они связывают нас. Я боюсь, что они застрелят ее, если она продолжит в том же духе.

— Кара, — шепчу я. — Тебе нужно оставаться спокойной, хорошо?

— Заткнись, — рявкает один из парней.

Затем он говорит что-то на незнакомом мне языке, а второй кивает. Я не понимаю, о чем речь, но в следующую секунду уже слишком поздно. Он подходит ко мне сзади и ударяет меня прикладом своей пушки в затылок. 

ГЛАВА 30 МАККЕНЗИ

Все мое тело как будто налито свинцом, когда я прихожу в себя. Что-то громкое и ужасное эхом отдается в пространстве, в котором я нахожусь. Что бы это ни было, оно усиливается.

Мне требуется всего минута, чтобы понять, что это плач. Даже не плач, а болезненные всхлипы. Когда я моргаю и открываю глаза, то вижу перед собой испуганное лицо Кары. Она лежит на боку, все еще связанная, и смотрит на меня глазами, наполненными неподдельным ужасом.

Но плачет не она, так как у нее во рту кляп. И не я, насколько могу судить. Где бы мы ни находились сейчас, мой нос раздражает запах соли и ржавчины. Когда мои глаза привыкают немного к тусклому свету, оглядываюсь, понимая, что мы заперты в сраном грузовом контейнере. По крайней мере вместе с десятью другими женщинами, которые также связаны и с кляпом во рту, как и мы.

Я извиваю руки, которые полностью онемели, и не могу даже ими пошевелить. Веревка, которую они использовали, чтобы связать нас, туго сдавливает мои запястья и лодыжки. Это самое неудобное и неловкое положение, в котором мне приходилось оказываться, и я совершенно беззащитна сейчас, пока не придумаю, как ослабить путы.

Пока я кручу запястьями в разные стороны, глазами обшариваю контейнер в поисках источника шума. К всхлипам теперь добавились звуки характерного похрюкивания. И, наконец, я нахожу его — источник шума. В одном из затененных уголков металлического ящика смерти, в котором мы заточены, какой-то мужик вколачивает свой член в девушку со спущенными до лодыжек штанами, которая наполовину склонена над складным столом.

Во мне накапливается ярость, когда я понимаю, что разворачивается сейчас прямо у меня на глазах. Эта гребанная свинья трахает ее, пока она связана и абсолютно беззащитна. Между тем, его напарник просто сидит и наблюдает за всем происходящим со скучающим выражением лица.

Звук протеста вырывается из моей груди, и оба мудака смотрят в мою сторону. Они что-то быстро говорят по-армянски, пока ко мне не подходит один из охранников. Чем ближе он приближается, тем больше я понимаю свою ошибку. Я ничем не могу помочь этой девушке. Абсолютно ничего не могу сделать для нее, потому что я связана, как чертова свинья в этой грязной дыре.

Он наклоняется и вытаскивает кляп из моего рта, чтобы я могла говорить.

— Они убьют тебя, — огрызаюсь я. — Они разорвут тебя на части, конечность за конечностью.

Мужик лишь смеется в ответ, поднимая меня как тряпичную куклу. Он говорит что-то на своем непонятном наречии другому мужику, а тот только смеется. А в следующую секунду он уже тащит меня через весь контейнер, пытаясь впечатать меня лицом в стул. Я отбрыкиваюсь от него как могу с каждым шагом, но, учитывая сковывающие меня веревки, это практически невозможно. Он достаточно ослабляет веревки вокруг моих лодыжек, чтобы раздвинуть мне ноги, прежде чем развернуть меня и нагнуть через стул. Когда он начинает поднимать материал моего платья вокруг моей талии, я наступаю ему на ботинок, а затем резко, с удовлетворительным хрустом бью головой ему в нос.

Оказывается, ему не нравится такой ход событий. Он хватает меня и швыряет в стену так сильно, что я вижу звезды перед глазами, прежде чем падаю на пол. А потом его ботинок снова и снова врезается мне в живот и ребра.

— Эй! — другой мужик огрызается и дергает головой. — Не порти гребаный товар, придурок!

Когда я смотрю на нападавшего, его лицо — сплошное кровавое месиво, и он по-прежнему выглядит зверским. На мгновение я сомневаюсь, что он на самом деле собирается остановиться. Но потом его друг говорит что-то на их языке, и произнесенное им имя Арман заставляет его отступить.

Мне остается спокойно харкать кровью, пока другой заканчивает свое дрянное дело. Я вздыхаю с облегчением, когда он наконец отстает от бедной девочки. Когда ее бросают на пол, как мусор рядом со мной, ее большие зеленые глаза смотрят на меня, и внутри меня что-то надламывается. Она смотрит на меня с благодарностью, хотя я не могу понять, почему.

На вид ей не больше девятнадцати. И глядя на ее заплаканное лицо, я вижу перед собой уже не ее, а Талию.

Это то, что с ней случилось? Она попала в самую гущу какой-то мафиозной вражды? Одной этой мысли достаточно, чтобы из моих глаз тоже потекли слезы.

— Они придут за нами, — говорю я девушке.

Уверена, она понятия не имеет, о чем я говорю. Но тем не менее, мои слова, кажется, приносят ей облегчение.

— Они придут, — говорю я снова.

ГЛАВА 31 МАККЕНЗИ