Воробей. Том 1

— Идемте, — оживилась маленькая Юсупова. — Ну, идемте же! Папенька велел непременно быть в римском зале после спектакля!

Я помог встать супруге, и потянул ее в фойе. Нервозность Зинаиды передалось и мне, или на кону было осуществление важнейшей части моего глобального плана — лишь Господу нашему ведомо. Однако же Надежду мне приходилось, чуть ли не тянуть за собой, как бурлаки тянул лямку грузовых барж на Волге.

— Ваше императорское высочество, — поприветствовал я выходящего из императорской ложи регента. — Вынужден признаться, был бы рад видеть вас в любом ином месте, кроме этого.

— Вот как? — несколько опешил Бульдожка. — Отчего же? Или вам, Герман Густавович, не по сердцу пришлось гостеприимство князя Николая?

— Отнюдь, — еле сдержался, чтоб не хмыкнуть. Но очень уж любимое словечко поручика Ржевского к месту пришлось. — Мы с Надеждой Ивановной искренне впечатлены вкусом и расположением его сиятельства.

— Что же тогда? — нахмурился Александр.

— Сейчас, на глазах у всех, генерал Ле Фло станет просить вас спасти его любимую Францию. И вы, ваше высочество, станете его слушать. Мне же будет стыдно это видеть даже и со стороны.

— Стыдно?

— Истинно так. Стыдно, Александр Александрович. Как было бы неловко общаться с любым иным пособником злодеев и преступников.

— Объяснитесь уже, — поморщился князь. — Что вы мне тут… кружева плетете.

— Злоумышленники, что готовились отравить вашего брата в Ницце, пользовались во Франции если и не полной поддержкой правителей, то уж точно их молчаливым попустительством. Те же, что совершили покушение на вашего батюшку, императора Александра Освободителя, имели точнейшие сведения о маршруте следования императорского кортежа, но и о времени проезда оного. Что это, как не злой умысел французов? Ныне же, они, пособники заговорщиков и злодеев, до сих пор укрывающие у себя злейших врагов Империи, станут слезно просить вас вмешаться в исполнение истинно Божественного замысла…

— Да уж, — слегка смутился регент. — В этом свете…

Тут великого князя под руку истинно, что схватил князь Юсупов и буквально поволок к дальнему от спуска в зал окну.

— Папенька сказал, чтоб я смотрела и хорошенько запомнила то, что увижу, — выговорила нерешительно слышавшая наш с Бульдожкой разговор Зинаида. — Он сказал, что все мы присутствуем на историческом свидании, когда решается судьба Франции…

— Истинно так, сударыня, — продребезжал, буквально взявшийся из ниоткуда, князь Горчаков. — Истинно так…

И обернулся ко мне, тут же переходя на французский, которым владел лучше многих парижан:

— Что вы себе позволяете, щенок, — сохраняя совершенно невозмутимо-доброжелательное выражение на физиономии, заговорил канцлер. — Ныне наше слово может прогреметь на весь мир, как решающее судьбу войны и мира. И если ваше тявканье…

— Что вы вообще способны видеть и слышать, старый дурак? — надменно оттопырив губу, процедил я, стараясь не сорваться на крик. Склонности к языкам ни у меня, ни у Германа отродясь не было, но язык галлов достаточно прост, чтоб я мог связно выражать свои мысли. В то время как, этот старый дипломат меня откровенно раздражал. — Вас нужно, как нашкодившего котенка, макать в лужу, чтоб вы сумели, наконец, разглядеть за внешней пышностью выгоду для Отчизны? Молчите-молчите. Вы уже довольно наделали глупостей.

Прекрасно отдавал себе отчет, что только что приобрел себе врага. Весьма опытного, влиятельного и имеющего отличную память. Опасного. Но старого. Оставалось надеяться, как бы цинично это не звучало: что до своей кончины, князь Горчаков не успеет доставить мне слишком уж много неприятностей.

Как отчетливо понимал, что своими действиями вызвал, мягко говоря, недоумение императорской семьи. В первую очередь тем, что нахально вторгся в несвойственную для скромного гражданского чиновника сферу межгосударственных отношений. Надеялся лишь, на то, что моя выходка пробудит у хозяев страны в первую очередь любопытство, а потом уже раздражение.

И все-таки, тем вечером, пятнадцатого апреля тысяча восемьсот семьдесят пятого года, покачиваясь на мягких рессорах австрийской выделки экипажа, поглаживая узкую ладошку заметно нервничающей жены, я улыбался. Чувствовал себя, если и не победителем, то где-то около того. Верил, что Господь Вседержитель не попустит, и все у нас — у моей семьи и у моей многострадальной Родины — будет хорошо.

6. Предчувствие майской грозы

В конце мая, по неведомо кем заведенной традиции, государственные присутствия столицы переходят в этакий — спящий режим. Министры, их заместители, столоначальники и виднейшие специалисты отлучаются в летний отпуск. А без визирования документов вышестоящими начальниками у нас, как известно, ничего не делается.