Воришка

Добрая душа действительно отправилась на небо. А вот что касалось тела, то когда мы два часа спустя подняли и открыли гроб, в нос ударил запах отнюдь не бренной оболочки, тронутой посмертным тлением, а старых прелых газет и покрытых серо-зеленой плесенью камней.

— Вы догадываетесь, Мак-Ковней, что мы обнаружили в гробу?

— Разумеется. Я ведь сам руководил ее погребением.

— То есть вы берете на себя всю полноту ответственности за то, что в землю был опущен пустой гроб?

— Нет, я не собираюсь в одиночку отвечать за все.

— Кто был вашим сообщником? И почему вы это сделали? Он лишь покачал головой.

Когда мы остановились, дожидаясь зеленого сигнала светофора, я внимательно посмотрел на лицо Мак-Ковнея, пытаясь определить степень его вменяемости. В его поступках не ощущалось логики. Миссис Китинг умерла от обычного сердечного приступа и в соответствии со своим завещанием была похоронена в закрытом гробу. Против врача, подписавшего свидетельство о смерти, никаких улик не было. В тот день он случайно оказался в доме миссис Китинг, поскольку был вызван к ее простудившейся старшей дочери Мэри. Этот врач и осмотрел миссис Китинг, засвидетельствовал ее кончину и послал за Мак-Ковнеем. Два дня спустя я пригласил Мэри на похороны, хотя она все еще кашляла, не знаю уж от горя или из-за простуды. Мак-Ковней держался как всегда корректно.

Единственное, от чего он отказался, это класть тело миссис Китинг в гроб.

Прошло время. Никто особенно не печалился по поводу утраты миссис Китинг. Она была несчастной женщиной, духовно и морально превосходившей своего мужа, который погиб в пьяной драке в Новом Орлеане, и обеих дочерей, походивших на своего отца. В течение трех последних лет я был адвокатом миссис Китинг. С удовольствием беседовал с ней. Она обладала быстрой реакцией, сообразительностью и чувством юмора. Но, как и многие другие богатые люди, не познавшие радости труда и чувства удовлетворения от хорошо выполненной работы, миссис Китинг оставалась скучной и одинокой женщиной, тщательно сберегавшей монолит собственной нравственности, который периодически потрясался остатками горьких воспоминаний.

Сразу же после смерти миссис Китинг Мак-Ковней продал свою погребальную контору и уехал из города. Никто в Арбане не стал связывать вместе эти два события, пока не пришло письмо из Беркли, как раз незадолго до вступления завещания миссис Китинг в законную силу. В этом адресованном на мое имя послании содержалось требование провести эксгумацию и объявить завещание недействительным, поскольку нет доказательств смерти миссис Китинг. Мне никак не приходило в голову, почему новая жена Мак-Ковнея должна была написать подобное письмо, ну разве что она была очень сердита на мужа и выбрала столь сложный способ избавиться от него.

Но вот, наконец, загорелся зеленый свет, мы с Мак-Ковнеем перешли улицу и остановились возле отеля, дожидаясь мою машину, за которой был послан портье. Я не смотрел на Мак-Ковнея, но чувствовал, что он наблюдает за мной.

— Вы, Михам, наверное, думаете, что я сумасшедший?

Я не ожидал такого вопроса. Пришлось напрячься, чтобы выглядеть по возможности безучастным.

— А я, Михам, и не утверждаю, что совершенно нормален.

Мак-Ковней положил свою руку в плохо сидящей белой перчатке на мою ладонь. Я не пытался сбросить ее. Она походила на подстреленного голубя.

— Но поверьте мне, скоро вы узнаете нечто в высшей степени удивительное.

— То, что узнали вы?

— Да. Я испытал сильнейший шок, хотя у меня всегда было предчувствие, что в один прекрасный день произойдет нечто подобное. Я все время думал об этом. Каждый раз, когда приходилось видеть мертвеца. В некотором смысле я даже ЖЕЛАЛ этого.

За моими ушами струйками побежал пот.

— Чего вы желали, Мак-Ковней?

— Я хотел, чтобы они вновь ожили.

Тут я увидел, что мне машет рукой портье. Мой автомобиль стоял на обочине с работающим двигателем.

Я сел за руль, Мак-Ковней нехотя влез в машину и поместился рядом со мной. После этого наш прерванный разговор продолжился.

— Вы мне не верите, — заметил Мак-Ковней, когда мы отъехали.

— Я адвокат. Привык оперировать только фактами.

— Но разве то, что случилось, не является фактом?

— Ну, разумеется.

— Вот, это как раз и случилось.

— Вы хотите сказать, что она снова вернулась к жизни?

— Ну да.

— Это случилось благодаря вашему страстному желанию?

Он беспокойно заерзал на своем сидении.

— Я ввел ей адреналин и дал кислород.

— С другими клиентами вы проделывали то же самое?

— Чаще всего, да.

— Подобные действия являются общепринятыми?

— Для меня это было обычным делом, — со всей серьезностью ответил Мак-Ковней.

— Я всегда мечтал стать врачом. Во время войны я служил в санитарной части, где получил небольшие познания в медицинской области.

— Однако достаточных для того, чтобы совершать чудеса?

— Я не обладал возможностью возвратить ей жизнь. Это было лишь моим желанием. Она утратила только волю к жизни, а у меня ее вполне хватало на нас двоих.