Вор (Журналист-2)

— Мне один хер помирать, я-то пожил, а они за Рембрандта Ирку мою замочат… У нее картина, понял? Забери у нее холст, устрой шум, пресс-конференцию сделай: чем больше кипеж поднимется — тем лучше, тем больше шансов, что тему эту не замнут, а размотают… Глядишь, и до Витьки нитка доведет…

— Какого Витьки? — В глазах журналиста мелькнуло сомнение, и старик понял, что его торопливый шепот может показаться парню бредом безумца.

— Времени нет, паря, ты не думай, я не тронулся, просто сказать тебе много надо, а все объяснить не успею… У Ирины спросишь, она остальное доскажет… Придешь к ней, скажешь, что послал тебя Юра, главный эксперт по экспроприации антиквариата — она меня так называла, понял? Потом скажешь, что глаза у нее как у ренуаровской «Актрисы», запомнил? Это как пароль будет, что ты действительно от меня… Недоверия в глазах Серегина стало меньше, и он кивнул старику:

— Понял… Где мне вашу жену искать? Барон снова стал задыхаться, лицо его налилось малиновой краской, и он еле слышно просипел:

— Она в Эрмитаже работает, ее фами…

Старик не успел договорить, он буквально подавился разрывавшим его легкие кашлем, в последний момент закрыв рот ладонью… Худое тело Барона выгнулось словно от нестерпимой боли, и он не то чтобы закашлялся, нет, кашлем это назвать нельзя было, это был какой-то жуткий нутряной крик, хрип, вой, рвавшийся из горла вместе с мокротой и кровью… Юрий Александрович дернулся на стуле, схватился за грудь рукой и упал на пол, продолжая хрипеть. Серегин же подскочил к двери, распахнул ее и заорал на всю больницу:

— Эй, кто-нибудь, тут человеку плохо!! Из соседнего кабинета выскочил бледный Колбасов, быстро спросил:

— Что там у вас?

— Приступ у старика начался, — ответил журналист, оборачиваясь к корчившемуся на полу Барону.

Опер метнулся за врачами, усланными им же самим подальше от этих двух кабинетов, а Серегин поднял старика с пола и положил на стоявшую у стены жесткую врачебную кушетку. Юрий Александрович таращил глаза, тянул к газетчику руки и явно силился сказать что-то, но не мог вымолвить ни слова сквозь хрип и кашель…

Через минуту им уже занимались врач и фельдшерица, они сунули Барону в горло какой-то ингалятор и сделали сразу два укола — в бедро и в вену на левой руке… Постепенно приступ начал стихать, Юрий Александрович лежал на кушетке, обливаясь потом, и жадно дышал, словно выброшенный на берег матрос с погибшего во время шторма корабля…

— Фу, блядь, — сказал Колбасов, вытирая со лба испарину. — Ну ты даешь, Михеев… Я уж думал, ты помирать собрался… Ты смотри, не пугай меня так… Нам еще с тобой разговоры до конца договорить надо.

— Не переживайте, начальник, — просипел старик. — Договорим…

— Только не сейчас, — хмуро сказал врач, из-под белого халата которого выглядывали брюки с офицерским кантом. — Сейчас я попрошу всех посторонних выйти, нам с Юрием Александровичем нужно еще кое-какие процедуры сделать.

Колбасов ухмыльнулся, но возражать не стал, Серегин же шагнул к кушетке и пожал влажную и слабую ладонь Барона.

— Поправляйтесь, Юрий Александрович… Я думаю, все будет хорошо…

— Спасибо, — каркнул в ответ Барон. — Статью вы сделали хорошую… Я надеюсь, что у вас все получится… Я вам все по правде рассказывал…

Старик говорил с явным подтекстом, намекая не интервью, а на то, что успел прошептать журналисту на ухо. Серегин кивнул и повторил:

— Все будет хорошо, Юрий Александрович… Выходя из кабинета, газетчик обернулся и поймал еще раз горящий, умоляющий взгляд Барона, бессильно раскинувшегося на кушетке… Колбасов проводил Серегина до КПП и, улыбаясь, спросил:

— Когда статью-то ждать? Я бы сразу несколько газет купил…

— Если ничего не случится — завтра выйдет, — ответил журналист. — Под материал целую полосу выделили… Вы извините, Владимир Николаевич, я побегу, потому что надо успеть текст верстальщикам до двух заслать да еще корректоры вычитывать будут…

Серегин попрощался и выскочил на улицу, а Колбасов долго смотрел ему вслед, жевал покрытую усами верхнюю губу и о чем-то напряженно думал…

Статья действительно вышла на следующий день, называлась она «Юрка Барон» и занимала всю третью полосу в газете. Колбасов, купивший с утра сразу пятнадцать экземпляров, ходил по ОРБ чрезвычайно гордый и принимал от коллег поздравления. Материал опер изучил самым внимательным образом и никаких изменений или дополнений по сравнению с тем текстом, который читал накануне, не заметил. Ближе к полудню Владимир Николаевич зашел к Ващанову и, получив разрешение воспользоваться служебной машиной, поехал на Газа. Колбасов рассчитывал прямо из больницы рвануть к тайнику Барона…

Вызвать Михеева на конфиденциальный разговор во врачебный кабинет Владимир Николаевич, однако, не смог. Выяснилось, что ночью у старика был еще один приступ, что он очень плох и просто физически не может встать с кровати и выйти из палаты. Встревожившийся опер развил в больнице бурную деятельность, результатом которой стало выведение всех соседей Барона «на прогулку», после чего Колбасов зашел в палату и присел на койку к Михееву.