Вор (Журналист-2)

На наполнение сумок ушло полтора часа. За это время Жора успел еще и обнаружить в квартире два тайника: один с рыжьем[7], другой с камушками. Пианист уже переминался с ноги на ногу и поглядывал на входную дверь, а вор все не торопился уходить, словно держало что-то в этой квартире… Старик вернулся в кабинет Монахова, скользнул глазами по стенам и поднял взгляд к массивному карнизу из красного дерева. Пожевав нижнюю губу, вор резко скомандовал Жоре:

— А ну-ка… принеси стремянку из прихожей! Вскарабкавшись на лестницу, старик долго осматривал карниз, подсвечивая себе фонариком, потом удовлетворенно кивнул и спустился вниз.

— Давай, Жора, там что-то есть!

С этим тайником Пианист провозился минут десять, а потом в карнизе что-то щелкнуло, открылась боковая крышка, и Жора осторожно вытащил наружу большой чертежный тубус. Вор взял футляр у него из рук, открыл замок и вынул старый свернутый холст. Бережно развернув картину, старик быстро оглядел ее и почувствовал, как его бросило в жар. Вор глянул на подпись, неверяще затряс головой и перевел дыхание.

— Что там? — глухо спросил Жора, спускаясь по стремянке.

— Да так, — усмехнулся старик. — Показалось, что… Копия это… Крутая, правда… Видать, Миша по второму кругу пошел — с левой ювелирки на живопись переключился…

— А вдруг — подлинник? — спросил Пианист, складывая лестницу и вынося ее в прихожую. Вор улыбнулся, свернул холст и убрал его обратно в тубус.

— Подлинник, Жора, в Эрмитаже. И не в запасниках, а на постоянной экспозиции, так что…

В этот момент в кармане его плаща запищал «воки-токи». Старик вынул устройство, нажал на кнопку приема и поднес коробочку к уху. Спокойный голос Равиля сообщил:

— У меня здесь такси какое-то левое крутится…

— Понял, — ответил вор. — У нас все, мы уходим. Через пять минут подтвердим.

В прихожей старик тщательно протер замшевой тряпочкой все поверхности, к которым они с Жорой прикасались до того, как надели перчатки, и открыл засов двери. Пианист подхватил баулы, вор взял тубус, и они вышли на лестничную площадку.

На лифте они поднялись на последний, седьмой этаж, вышли и поднялись еще на один пролет к металлической лесенке, которая вела на чердак. Жора кошкой взлетел к чердачному люку и, в несколько секунд открыв висячий амбарный замок, откинул крышку. Старик подал Пианисту сначала одну сумку, затем другую (Жора, стоя на лестнице, быстро переправил добычу на чердак), потом сам встал на ступеньки, отдал напарнику, протянувшему уже из люка руку, тубус и полез наверх. Их ухода на чердак никто не видел — ни одна дверь в подъезде не открывалась, и с улицы никто не заходил. На чердаке они скинули с себя плащи, сняли с обуви галоши и упаковали весь этот пенсионерский прикид в легкую нейлоновую сумку. После этого вор достал «воки-токи» и сказал в переговорное устройство только два слова:

— Мы выходим.

— Понял, — так же кратко откликнулся Равиль, по-прежнему качавший во дворе детскую колясочку.

Через пять минут из подъезда, расположенного правее подъезда Монахова, вышел мужчина средних лет с двумя сумками и благообразный осанистый седой старик с черным тубусом в руках — ни дать ни взять профессор из технического вуза.

— Вас подвезти? — вежливо спросил старика мужчина с сумками. Со стороны казалось, что один предлагает другому обычную соседскую услугу. Профессор важно кивнул, парочка вышла из подворотни и погрузилась в замызганный «Москвич-412».

Как только таратайка уехала, встал с лавочки во дворе и «старичок» с колясочкой. «Пенсионер», очень натурально шаркая подошвами разношенных туфель, выкатил коляску на Каменноостровский, прошел квартал и свернул в подворотню. Войдя в первый попавшийся подъезд, «старичок» закатил коляску под лестницу, снял с себя плащ и шляпу и сложил их в вынутый из кармана пластиковый пакет. Потом Равиль достал из-под одеяла в коляске пистолет Стечкина, сунул его сзади за ремень брюк и поднялся на второй этаж. Там он снова вынул пистолет, обтер его носовым платком, в него же завернул ствол и затолкал за батарею парового отопления. Уходить с оружием было опасно: дурацкая случайность, проверка документов милицейским патрулем могла стоить очень дорого, гораздо дороже цены «Стечкина». Впрочем, Равиль был человеком хозяйственным и подумал о том, что через день можно будет послать за стволом какого-нибудь ханыгу: пьяница согласится хоть автомат волочь через весь город за пару пузырей дешевой водки из ларька…

На улице было уже темно, когда из подворотни на Каменноостровский вышел подтянутый моложавый мужчина с характерным восточным разрезом глаз. Ему не составило труда быстро затеряться в сутолоке оживленного проспекта…

Часть I. Вор

В конце сентября 1992 года на Петербург обрушились холодные дожди, быстро добившие недолгое бабье лето. Первый заместитель начальника питерского ОРБ[8] Геннадий Петрович Ващанов ежился от холода в своем кабинете на третьем этаже Большого дома на Литейном и с тоской смотрел на дождевые слезы на оконном стекле.