Та ее часть, которая была учительницей и, соответственно, имела глаза на затылке, заметила какое-то движение. Она резко обернулась.
— Никакой беготни с косами!
Смерть Крыс, вприпрыжку бегущий вдоль таблицы природоведения, замер на месте и виновато посмотрел на нее.
— ПИСК?
— И не вздумай залезать в Классный Шкаф, — машинально предупредила Сьюзен.
Она захлопнула крышку стола.
— ПИСК!
— Нет, хотел. Я слышала, как ты
Со Смертью Крыс было нетрудно справиться. Главное — воспринимать его как очень маленького Джейсона.
Классный Шкаф! Он был местом самых великих битв в истории класса, а также домом для игр. Право собственности на этот дом обычно определялось без вмешательства Сьюзен; ей достаточно было держать наготове мазь от синяков и платки для соплей, а также выражать легкую симпатию проигравшим, ведь борьба за Классный Шкаф была войной на истощение. В нем хранились банки с сухими красками, пачки бумаги, коробки с цветными карандашами и некоторые более своеобразные предметы, такие как запасные штаны для Билли, который на самом деле честно старался изо всех сил. Также там хранились Ножницы, которые, в соответствии с классными правилами, считались чуть ли не Машиной Страшного Суда и, конечно, коробки со звездами. Право открывать шкаф имела только Сьюзен и, как правило, Винсент. Несмотря на все старания Сьюзен (разумеется, к жульничеству она не прибегала), Винсент всегда был «лучшим по всем предметам» и каждый день удостаивался великой чести, которая заключалась в том, что он подходил к шкафу, доставал из него карандаши и раздавал их ученикам. Для всех прочих, особенно для Джейсона, Классный Шкаф оставался таинственным волшебным царством, куда следовало проникнуть при первой же возможности.
«Честно говоря, — подумала Сьюзен, — главное, чтобы ты могла не подпустить никого к Классному Шкафу, перехитрить Джейсона и сохранить жизнь классному питомцу до конца семестра, и все, ты уже наполовину учительница».
Она расписалась в журнале, полила чахлые растения на подоконнике, сходила к живой изгороди за свежими ветками для палочников, которые заменили покойного хомячка Генри (и были выбраны потому, что крайне сложно определить, мертвы они или нет), убрала разбросанные карандаши и окинула взглядом пустые маленькие стульчики. Иногда ее немного беспокоило то, что почти все знакомые ей люди были не больше метра ростом.
Она так и не смогла понять, стоит ли доверять дедушке в подобных ситуациях. Все дело было в Правилах. Он не имел права вмешиваться, но знал ее слабости, всегда мог заинтриговать, завести и выпустить во внешний мир…
Так с чего же
Лобсанг многое узнал. К примеру, то, что у каждой комнаты есть, по крайней мере, четыре угла. И то, что метельщики приступают к работе, когда небо становится настолько светлым, чтобы можно было разглядеть пыль, и продолжают работать до самого заката.
Как учитель, Лю-Цзе был достаточно добр к нему. Всегда обращал его внимание на те места, которые Лобсанг пропустил.
Пережив свой первоначальный гнев, а потом насмешки бывших одноклассников, Лобсанг начал находить определенную прелесть в работе метельщика. Дни плыли мимо, подгоняемые взмахами метлы…
…Пока что-то не щелкнуло у него в голове — так громко, что щелчок как будто прозвучал наяву. Тогда-то он и решил, что с него довольно. Закончив подметать свою часть коридора, он подошел к Лю-Цзе, сонно перемещавшемуся с метлой по террасе.
— Эй, метельщик?
— Да, отрок?
— Что ты пытаешься мне внушить?
— Прошу прощения?
— Я вовсе не собирался становиться… метельщиком! Ты ведь сам Лю-Цзе! Я хотел стать учеником… как бы героя!
— Правда? — Лю-Цзе поскреб свою бороденку. — Ну и ну. Вот проклятье. Кажется, я понимаю, в чем проблема. Нужно ж было раньше сказать… Почему же ты молчал? Я ведь больше не занимаюсь подобными вещами.
— Не занимаешься?
— Все эти игры с историей, беготня, людские треволнения… Не хочу. Честно говоря, я и не был никогда уверен, что именно этим мы должны заниматься. Лично меня вполне устраивает работа метельщика. Есть что-то…
— Это испытание, да? — холодно осведомился Лобсанг.
— Конечно.