Вор крупного калибра

– Личное боевое, товарищ капитан, порядочные люди сдают при выходе в отставку.

– Ну это да, порядочные-то сдают… – протянул Николай Николаевич, но тут Акимов встрял, чтобы успеть задать вопрос:

– Александр Иванович, вы головными болями не страдаете?

– Чем-чем? – переспросил генерал.

– Ну, мигренями.

– Мигрень, товарищ участковый…

– Оперуполномоченный.

– Да… мигрени – это дамская болезнь, от нервов. Не страдаю.

– А вот эта вещица, она вам не знакома? – Акимов протянул пакет с флаконом-гильзой.

Генерал осмотрел ее, признал:

– Интересное окопное творчество, я у нас таких не видел. Карандаш в гильзе был у меня, а такой штуки не припомню. Что там внутри было, водка?

– Нашатырный спирт.

– Ах вот оно что… да, слыхал. После контузий многие баловались. Хорошо, не кокаин к чаю. Нет, молодые люди, предпочитаю аспирин. Еще вопросы будут?

– Нет, спасибо.

– Ну, раз это все, больше окурков для осмотра не будете предъявлять, то поеду работать, если вы не против. Да. Вот еще. Я не отказываюсь являться по вызову органов, но покорнейше прошу: по пустякам не надо. Служебная машина, гонять нехорошо. Честь имею.

И вышел. Сорокин, довольно крякнув, размял, продул, прикурил папиросу. Акимов удивленно спросил:

– Что?

– Ничего. Не умеет наш генералитет врать, а тут пришлось. Оружие у него есть, точнее, было. И знаешь, что я думаю?

– Нет, – честно признался Акимов.

– Что совершенно не исключено, что из этого-то генеральского оружия Витюшу и застрелили. Обрати внимание: в других случаях хозяева сколько мычали-телились прежде, чем до дачки доехать, а генерал наш непосредственно с самолета – и бегом сюда. Убедиться, значит, что в самом деле оружие пропало.

– Николай Николаевич, а кто же мог по дачам ходить предупреждать?

– Как кто? – удивился Сорокин. – Либо никто, либо преступник. Возможно, его подельник.

– Так, стало быть, надо…

– …надо нам ждать, – закончил Сорокин, – но не пассивно, а деятельно. Смекаешь?

Нет, не знал Акимов, как вообще возможно активное ожидание, но подтвердил, что все понял. Была у него пораженческая мыслишка о том, что после того, как владельцы дач все-таки начали появляться, – возможно, кто-то оружие перепрятывал, а то и с собой увозил, а кто-то, может, просто проверял целостность дверей-окон. В общем, в глубине души надеялся Сергей на то, что после того как погиб Витенька, не исключено, что злодеи лягут на дно – надолго, а то и насовсем. Однако, как вскоре оказалось, события развивались по своим законам, которые не подчинялись ничьим желаниям.

* * *

Весть о том, что из эвакуации возвращаются «эти, с нижнего», была воспринята с воодушевлением и интересом. Потому что «эти» – семейство Шора Александра Давидовича, известного пианиста, издателя, который в свое время, в начале века, даже умудрился основать частную консерваторию. На этих курсах, разросшихся до полноценного университета, преподавали профессора и солисты из Большого театра, в благотворительных концертах принимали участие Шаляпин и Собинов, собирая деньги для раненых на фронтах Первой мировой. Курсы в 1924 году прикрыли, само семейство сплавили со Сретенки на окраину, но неугомонный и неунывающий Шор продолжал работать, давая частные уроки, в том числе и бесплатно, небесталанным детям. Благодаря ему в районе появилось огромное количество ребят и девчат, понимающих в музыке побольше иного учителя, да и не раз из открытых окон, преображая серую действительность, лились шедевры Чайковского, Моцарта, Шопена, Листа. Они звучали – и смолкали пошлые песенки, матерные частушки, и бессмертная музыка вживалась в плоть и кровь обычных ребят с окраины.

Возможно, и где-то в землянке на передовой, или на полях Польши, или под Берлином кому-то помогло выжить и не сломаться в том числе и воспоминание о волшебных звуках профессорского рояля.

Перед войной шестидесятипятилетний Шор стал инвалидом, и эвакуации не пережил. В город вернулись его вдова, детский врач Маргарита Вильгельмовна, и две черноглазые дочки, двойняшки Гедда и Магда. По счастливой случайности аккурат до этого завуч ФЗУ, который занимал их площадь, получил квартиру, освободились аж две комнаты из Шоровской бывшей квартиры. Подключился, наверное, кто-то из знакомых, и вот благородное семейство въезжало на свою жилплощадь, от которой теперь им принадлежала лишь треть.

Однако они после эвакуации и этим были довольны. Тем более что и папин фамильный рояль невесть как остался цел, не сгорел в буржуйках и даже сохранил все свои четыре львиные лапы-ножки. Увидев его, мама с дочками, пережившие все с сухими глазами, разрыдались от счастья.

Профессорские девчонки Гедда и Магда – вытянувшиеся, черноглазые, с неправдоподобными ресницами, – встретив Кольку, тормошили его, вереща на ухо: «А помнишь?», «А знаешь?» Они с детства были дружны, и тем более было приятно видеть их целыми и невредимыми.

Вещей у Шоров оказалось немного, так что теперь они не особо отличались от прочих обитателей дома, и к тому же не могла не радовать мысль, что вернулась Маргарита Вильгельмовна, пользовавшаяся славой чудо-хирурга.