Вор и убийца

Пол посмотрел на Велдона, словно ища поддержки. Монах лишь устало пожал плечами. Лесник обернулся к имперцу, физиономия горца исказилась злобой, он дважды вмазал по лицу пленника, разбив тому губы. С бородки имперца потекла вязкая кровь, но взгляд, поднятый на горца, был полон надменного презрения.

– Бросьте его на лошадь! – раздраженно велел своим людям Губошлеп, в сердцах пнув по ботфорту полковника. Огсбургец дернулся от пронзившей его боли, однако все-также промолчал.

– Погодите! – махнув горцам рукой, Тейвил тяжелыми шагами направился к графу.

А я снова посмотрел на поля и пустую дорогу. Пока еще пустую! Времени на возню с имперцем нет!

– Имя! – заорал что было мочи Ричад, наклонив побуревшую от натужного крика морду к лицу имперца. – Имя! Как зовут? Имя назови! Имя!

Тейвил ревел, не переставая, и, схватив имперца за плечи, начал трясти его, как тряпичную куклу. Рядом с рослым лейтенантом, стоявший на коленях граф выглядел щуплым подростком.

– Имя!

Да что он делает, дьявол его побери! На кой Тейвилу имя этого графа!

– Имя! Назовись! Имя!

Барон сжал шею пленника своей левой медвежьей лапой, перестав трясти его другой рукой. Он что, задушить его собрался!

– Имя!

В правой руке Тейвила появился нож, одно движение – и лейтенант срезал огсбургцу мочку левого уха. От неожиданной боли граф отчаянно взвыл! По его левой щеке потекли струйки крови.

– Имя!

– Генрих Георг фон Геринген! – сдавленно ответил имперец.

– Поднимайся!

Граф покорно встал на ноги.

– Будешь идти? – вдруг негромко и совершенно спокойно спросил Тейвил.

– Буду, – промычал имперец, затравлено, снизу вверх, смотря барона. Ричард был выше на голову.

Тейвил словно потерял к пленнику интерес. Подойдя к отступившему от пленника Андару, лейтенант произнес:

– Он будет идти. Развяжите ему руки и дайте какую-нибудь тряпку, пусть к уху приложит. Сегодня он не сбежит.

Глядя на барона с явной опаской, Губошлеп поспешно кивнул. Тейвил сломал волю человека всего за дюжину ударов сердца. По меньшей мере, до захода солнца имперец рыпаться не надумает.

– Вино осталось, купец? – криво ухмыльнувшись, спросил у меня барон.

– Увы, кончилось.

Я не мог разглядеть или почувствовать, что сейчас пряталось за улыбкой барона, а в голове крутился прозвучавшей в брандской темнице вопрос Велдона палате Тайных дел.

Скоро, теперь уже без промедлений, мы тронулись в путь. Небеса благоволили нам – имперцы так и не появились. Примерно в двух лигах от хутора свернули на лесную тропу и, наверно, уже с час месили сапогами жижу из грязи, талой воды и древесной ветоши. Мокрый, сходящий снег наполнял лес сыростью.

Лощади шли в голове растянувшегося в длинную цепь отряда горцев, чтобы меньше вязнуть на раскисшей тропе. Копыта каждого коня растаптывали землю чуточку больше. Большая часть людей ступали следом, в том числе и я с Тейвилом. Немного знобило, поэтому перевязал на шее шарф и посильнее натянул черную шляпу, чудом не потерявшуюся в передрягах после капеллы святой Берты. Тейвил тоже утеплился, накинув на голову капюшон своего плаща. Погода неуютна, и мы кутались в одежду, чтобы почувствовать себя лучше. Эх, в хорошую бы таверну сейчас, к теплому очагу, подогретому вину и тарелке с горячим мясом!

Впереди брел пленный огсбургец, его отделяли от барона две горские спины. Инквизиторов, Пола и его дочки не видать; вероятно, они в начале колоны. Хотя нет, вру, вон отец Томас. Стоит, положив левую ладонь на свой драгоценный дорожный ящичек, ждет кого-то.

– Я жду тебя, Гард, – сказал церковник, когда мы поравнялись.

– Святой отец, я в вашем распоряжении, – не слишком учтиво буркнул я. Чего ему надо? Усталость начала брать верх и надо мной. Если надо идти, то хотелось бы идти молча.

– Хочу поговорить наедине, это важно. Подождем, пока все пройдут, – в голосе Томаса Велдона прозвучала взволнованность или только показалось?

Отряд прошел мимо, мы остались в дюжине шагов, от ступавших последними наемников в полосатых куртках. Прежде, чем начать говорить, инквизитор глубоко вздохнул. Он определенно не в своей тарелке.

– Я назвал её Лилит. Дабы всегда помнить о грехе, коему поддался.

– Кого её? – зачем-то спросил я, хотя уже знал ответ.

– Дочь Андара. Только… – слова давались Велдону с явным трудом, – она не его дочь. Она моя дочь!

– А Губошлеп?

– Это долгая история, – Велдон смотрел куда-то мимо меня. – Он воспитывает Лилит как собственное дитя и любит её как свою, но речь не о том.

– О чем же? И вообще, зачем мне все это знать? – я отступил от монаха на один фут. Во что он собирается впутать на сей раз?

– Она пострадала. Ей было очень тяжело, – опустив взгляд, отец Томас цепко схватил меня обоими руками за локоть. – Отомсти за нее! Отомсти! Убей его!

Инквизитор буквально взмолился о мести, а почти ощутил шкурой поток отчаяния, хлынувший от отца Томаса. В нем боролись два начала: ненависть и сущность божьего слуги.

– Кого убить?