Вопросы воспитания (СИ)

Темно-алые, как перезрелые черешни, губы тронула надменная улыбка; ведьмы, мерзко хихикая, устроились у ног Альсины, ласкаясь к ней; руки женщины были заняты ребенком, поэтому дочери терлись об ее колени, обвивали их темными от грязи и подсохшей крови руками и ехидно поглядывали на Гейзенберга, который не имел права касаться так Альсины. Стервы спесивые; насекомые, поганые падальщицы, а нрав как у бешеных гарпий, прямо вылитая их мамаша. Леди Димитреску и мух выдрессировала себе под стать.

- Вы сейчас допиздитесь, - беззлобно бросил Карл, ухнув молотом об пол; мощный удар сотряс стены залы, задребезжали стекла в окнах, паркет хрупнул тихо, как яичная скорлупа, и когда Гейзенберг закинул оружие на плечо, пылающему взгляду Альсины предстала внушительная вмятина в полу. Женщина шумно вздохнула, затрепетав крыльями носа, зло приподнялась в кресле; Бэла, Кассандра и Даниэла напружинились, будто гончие перед броском, и в это мгновение Розмари Уинтерс решила напомнить о себе требовательным ревом. Ведьмы пугливо притихли, Альсина уставилась на ребенка во все глаза, а Карл, ухмыляясь, хлопал себя по карманам плаща в поисках сигарет. Он отошел на пару шагов, с затаенным весельем наблюдая за обескураженной Альсиной, успевшей, видимо, позабыть, что дети, особенно, такие маленькие - те еще крикливые засранцы.

Леди Димитреску переложила Розу с ладоней к себе на колени, неуклюже покачала вопящую девочку, красную от натуги, и, донельзя недовольная, покосилась на Гейзенберга, безмятежно попыхивающего сигаретой. Играя посеребренной зажигалкой, на которой был выгравированы конь и счастливая подкова, Карл сквозь темные очки и клубы сизого дыма наблюдал за растерянной Альсиной и тремя ее дочурками, которых плач ребенка встревожил хлеще, чем крик петуха - болотную нечисть.

- Я не хочу играть с ней… такой, - изрекла Даниэла, отпрянув от девочки, а Бэла зажала уши руками.

- Пусть она замолчит! Мама, сделай что-нибудь!

- Ненавижу, когда они кричат, - добавила Кассандра, единственная, кто осталась рядом с леди Димитреску, - почему она плачет? Ей больно? Холодно? Может, она хочет есть? Я готова поделиться с ней кровью. Ей же хватит несколько глотков?

- Глупая, - манерно фыркнула Бэла, уперев руки в бока, - дети не пьют кровь.

- Тогда, может, дать ей вина? - предложила Даниэла, склонившись над девочкой, которая замолчала, увлекшись ее ожерельем, протянула к нему розовые ладошки, но снова захныкала, когда рыжая ведьма, пожадничав, прикрыла украшение рукой. Альсина уложила Розу на сгиб своего локтя, бережно придерживая ей головку; лицо женщины превратилось в маску с трудом сдерживаемой ярости.

- Несносное дитя, - процедила леди Димитреску; Бэла, самая спокойная и рассудительная из личной своры Альсины, пожала плечами.

- Если зажать ей рот, то она замолчит.

- А если и нос, то умолкнет навсегда, - захихикала Даниэла и втянула голову в плечи под прицелом негодующих глаз названной матери.

- Этот ребенок принадлежит Матери Миранде. Она не должна пострадать, - отчеканила женщина, дергая подбородком всякий раз, когда Розмари брала новую октаву. Девчонка разревелась всерьез, не просто канючила, а конкретно голосила, и ее плач раздражал Гейзенберга посильнее причитаний Моро или ведьминского хохота. Альсина выглядела такой обескураженной, словно выкатившаяся на лед кобыла: она понятия не имела, как поступить и как успокоить девочку, однако знала, что делать что-то надо, хотя бы для того, чтобы малявка заткнулась и перестала терзать уши всех присутствующих. Леди Димитреску трясла Розу на руках, словно “Дайкири” взбалтывала, ее дочери, насупившись, жались друг к другу, предпочитая держаться в стороне, а Карл, задавив окурок носком ботинка, потянулся за новой сигаретой. Горький, царапающий нос запах табака заглушил аромат духов Альсины, но оказался слишком слаб перед плотным кровавым душком, пропитавшим стены замка.

- Что, мамаша, не выходит? - издевательски поинтересовался он. - Это тебе не твоих пиявок нянчить. Когда в последний раз ребенка на руках держала не для того, чтобы сожрать?

- Тише, - властно бросила леди Димитреску, непонятно, к кому обращаясь: к Гейзенбергу, к Розе или к взволнованно перешептывающимся дочерям. Розмари продолжала плакать, возможно, требуя отца или мамку, но у Альсины не было ничего, что могло бы успокоить девочку. Дебелая, статная, безобразно высокомерная и гордая леди Димитреску оказалась абсолютно беспомощной перед хнычущей соплячкой. Не будь девчонка нужна Миранде, Альсина использовала бы ее вместо аперитива или решила бы создать из Розы новый прожорливый, жадный до крови гибрид, который впоследствии бы удочерила, но ребенок был для Миранды ценнее всех ее лордов вместе взятых, и на малявку нельзя было даже лишний раз дышать. А вот Альсина пыхтела громче паровой машины, безуспешно пытаясь укачать ребенка; Розу подкидывало у нее на руке, от чего мелкая только громче заходилась плачем.