voprosy masteru 5 (СИ)

- Скажи... В своих человеческих жизнях мы были... когда-нибудь влюблены друг в друга? Мы любили так, как любят люди? Мы были счастливы?

Хранитель улыбнулся:

- Впервые слышу от тебя этот вопрос.

- Ответь, прошу.

- Да, были. Ваша любовь была великой, Себастиан. Любовь и надежда! Ваши путешествия и нужны для того, чтобы научить людей замечать любовь и надежду, не проходить мимо них. И вот теперь вы снова стали нужны людям.

Подумав, Себастиан тихо сказал:

- Тогда я готов, Хранитель.

- Отлично!

- Но у меня будут условия.

- Как и у всех, переходящих туда Мастеров...

- И наш разговор еще не закончен, у меня куча вопросов.

Хранитель улыбнулся:

- Вопросы, всегда одни только вопросы. Мастерам проще, не находишь? А вот людям... Сколько бы из них хотело задать вопросы своему Мастеру! Вопросы Мастеру- это было бы единственным их желанием, если бы они знали о нем, - видя, как Себастиан направился к двери, предостерег его,- Ты сейчас под воздействием безразличия, будь осторожен, когда пройдет его действие. Может, выпьешь еще?

- Я не хочу быть безразличным в разговоре с любимой женщиной. Ты мне скажешь, где она?

- Когда найду ее сам.

- Я пошел, - Себастиан вздохнул, взлохматил волосы, обернулся у дверей, посмотрел на книгу и улыбнулся:

- "Все правда и все-ложь. Нет ни того, ни другого", так ведь?

Книга ответила ему синим свечением на каждое слово.

***

Запах роз разбудил Элизабет. Открыв глаза, она увидела на прикроватном столике у своего изголовья огромный букет алых роз, которые кричали ей о своей скорой смерти.

Девушка вскочила с кровати и к своему ужасу увидела на полу еще две вазы, с такими же огромными букетами, но на этот раз с белыми и розовыми цветами.

Это было уже чересчур! Она нагнулась над бутонами и в глубине каждого увидела остатки утренней росы.

Ее сердце сжалось от чувства жалости: как же можно ломать жизни рано утром! Неужели нельзя дать дожить хотя бы до вечера!

Накинув поверх ночной сорочки плед, Элизабет спустилась в гостиную, желая застать там Генриха, чтобы потребовать от него объяснений.

Он, конечно же, был там, и, не замечая ее, упражнялся в фехтовании. Его волосы были растрепаны сильнее обычного, не застегнутая рубашка развевалась плащом при каждом резком выпаде.

Девушка сжалась, зная, что вот-вот услышит его голос после нескольких часов молчания. Это всегда было волнительно.

- Доброе утро, - поздоровалась она с мужем.

Он обернулся, и в его глазах вспыхнули огоньки смеха:

- Любовь моя, сколько можно спать! - Генрих подошел к ней и поцеловал ее руку, как всегда задержав взгляд на родимом пятне.

По коже Элизабет поползли мурашки от тепла его руки, но это не помешало ей пойти в наступление:

- Зачем вы срезали столько роз?

- Хотел вас порадовать! - удивился он.

- Вы огорчили меня!

- Почему же?

- Потому что это сродни убийству! Вам не жаль их? Как можно быть таким безжалостным!

Генрих усмехнулся, поняв, что шпага в его руке как никогда дорисовывает образ убийцы, непонятно почему всегда преследовавший его, и, подойдя к настенному панно, повесил оружие на место.

- Я стараюсь не быть безжалостным к людям, и, видимо, сегодня жалости для цветов не хватило. - В его глазах смех сменился грустью. - Любопытно наблюдать, как цветок начинает сильнее пахнуть, стоит его только срезать. Он торопится жить, чувствуя скорую гибель. А если принять цветок за образ живого, то многие вещи становятся понятными, верно? Становится понятным то, почему порой зверь бросается на охотника, сам лезет под пули, либо бежит от преследователей, хотя знает, что его догонят все равно и убьют. Пытается надышаться, пожить еще хоть немного дольше, но только не стоять и не ждать гибели. Перед неизбежной смертью всегда бывает попытка насладиться жизнью.

- Вы говорите ужасные вещи. К чему все это?

Он улыбнулся загадочной улыбкой:

- Совсем скоро вы вспомните мои слова... Немного терпения.

В его глазах было столько истины, что она ему поверила. Она будет помнить это страшное сравнение, мимолетное упоминание о смерти.

- Я решил устроить сегодня для вас день ваших желаний.

- Моих...что? Как это?

- Просто. Я хочу вас побаловать. И сегодняшний день ко всему располагает, сегодня день ваших желаний, ваших побед и, возможно, моего поражения в чем-то. Сегодня вы можете вить из меня веревки, просить о чем угодно... в рамках разумного, разумеется.

- Я хочу, чтобы все розы, которые срезаны, были отданы садовнику, он их прорастил и посадил снова, - приказала Элизабет, думая, что просит о не возможном.

Генрих щелкнул пальцами:

- Пожалуйста! Так и будет.

- Правда?

- Конечно!

Она задумчиво хмыкнула:

- Я хочу, чтобы вы освободили комнату от холодного оружия.

Он вздохнул:

- Да, моя любовь.

- Правда?

- Сам подумываю над этим.

- Обожаю этот день!

Он расхохотался. Она всегда могла вить из него веревки, в любой день. Она могла бы получить все и без обозначения этого дня. Но стоило только его обозначить как праздничный, особенный, как она поверила в очевидное, и решила использовать, наконец, возможность устроить себе праздник, даже не догадываясь, что таким днем мог бы быть каждый...