Домой вернулся Матвевъ около четырехъ часовъ, и уже совсмъ въ иномъ настроеніи. Онъ усталъ, сильно проголодался, а главное, его охватило неизмнное чувство, вотъ уже восемнадцать лтъ испытываемое имъ при возвращеніи домой: онъ хотлъ скоре, какъ можно скоре, увидать Машу. И она, какъ почти всегда это длала, заслыша звонокъ, въ которомъ никогда не могла ошибиться, выбжала навстрчу. Матвевъ восторженно, почти благоговйно, оглядлъ ее и почувствовалъ, что ему тепло, хорошо и весело.
— Папа, слава Богу, что ты такъ рано вернулся, — сейчасъ-же заговорила Маша:- я очень боялась, что ты сегодня опоздаешь. Мы непремнно должны раньше обдать, и обдъ уже готовъ. А то намъ не справиться.
Идя за отцомъ по зал, она шепнула ему:
— Настасья Петровна какъ-то особенно сегодня опаздываетъ, говоритъ: поспю, а сама ни съ мста.
Вдругъ она вспомнила:
— Ахъ, папочка, вообрази, какая досада: Телепневы не будутъ вечеромъ. Сейчасъ я получила отъ Елены записку — Петя заболлъ и, кажется, скарлатина.
— Да, я слышалъ, скарлатина очень ходитъ по городу, — отвтилъ Матвевъ:- только, говорятъ, все больше самая легкая форма.
— Ужасно досадно, что ихъ не будетъ!
— А ты, кажется, боишься, что на твоемъ вечер мало будетъ народу? Не безпокойся… какъ-бы только помститься!
Онъ остановился, оглядлъ залу.
— Тутъ не очень-то разтанцуешься, — сказалъ онъ.
— Нтъ, папочка, ничего, въ тснот не въ обид, лишь бы весело было.
И опять онъ не замтилъ, какъ по ея лицу пробжало что-то особенное, совсмъ необычное, какъ она вспыхнула, и глаза ея затуманились, а взглядъ ихъ будто ушелъ далеко.
— Такъ я сейчасъ переоднусь, — сказалъ онъ:- а ты вели подавать на столъ.
За обдомъ Матвевъ сталъ егце веселе. Онъ слдилъ, безсознательно, но радостно, за каждымъ движеніемъ Маши, вслушивался въ каждый звукъ ея голоса, подшучивалъ надъ ея страхомъ, что никто не прідетъ, надъ тмъ, что она ничего не стъ отъ волненія. Наконецъ, онъ даже разсказалъ Маш и Настась Петровн объ одномъ веселомъ танцовальномъ вечер во время его юности.
Это было въ очень богатомъ и гостепріимномъ дом, гд они, еще не окончившіе курса юноши, танцовали до упаду и ухаживали за пятнадцати и шестнадцати-лтними двочками. Одинъ разъ вся молодежь, постоянно бывавшая въ дом, въ одинъ и тотъ-же день получила приглашеніе на танцовальный вечеръ. Нъ десять часовъ по обыкновенію, вс стали собираться. Но каково-же было удивленіе гостей: въ дом едва зажжены лампы. Хозяйка и ея хорошенькая дочка въ домашнихъ туалетахъ. Никакого вечера не предполагали и никого не звали. А гости между тмъ собираются. И такимъ образомъ набралось человкъ пятьдесятъ. Освтили залу, послали за таперомъ и вечеръ вышелъ такимъ удачнымъ, какого никто изъ бывшихъ и не запомнитъ. Оказалось, что вс пригласительныя письма были помчены первымъ апрля. А кто сыгралъ эту шутку — такъ и осталось навсегда неизвстнымъ.
Но, уже оканчивая этотъ разсказъ, Матвевъ почувствовалъ, что и Настасья Петровна, и Маша имъ нисколько не интересуются, да и врядъ-ли даже и слушаютъ, хотя Настасья Петровна и глядитъ прямо на него, все чаще и чаще моргая.
Настась Петровн было совсмъ не до разсказовъ. Хотя вина и сигары были уже доставлены отъ Фейна, но оставалось еще много самыхъ важныхъ вопросовъ. Главное-же, у нея было особое основаніе тревожиться за этотъ вечеръ. Любимйшимъ занятіемъ Настасьи Петровны, въ свободные отъ хозяйственныхъ заботъ часы, было раскладыванье пасьянса и гаданье на картахъ. Гаданье ея оказывалось такъ удачно, что знакомые даже составили ей репутацію «удивительной гадалки» и всегда обращались къ ней съ просьбой «погадать», доставляя ей этимъ неизъяснимое удовольствіе. Съ картами въ рукахъ она вся преображалась, длалась важной, внушительной; даже глаза ея не такъ часто моргали. Сама-же она своимъ картамъ врила свято.
И вотъ загадала она на сегодняшній вечеръ, а у нея и вышло: «пиковый интересъ въ трефовомъ дом» и при этомъ, какъ не верти, полное «замшательство въ червонной масти». Настасья Петровна ршила, что быть вечеромъ какой ни на есть бд, и трепетала.
Маша едва досидла до конца обда и затмъ скрылась. Матвевъ заперся у себя въ кабинет. Ему надо было составить спшную дловую бумагу, а Машинъ вечеръ кончится не ране трехъ или четырехъ часовъ ночи. Этотъ вечеръ, этотъ шумъ, не входившіе въ его привычки, ему вовсе не улыбались. Но онъ даже самому себ боялся признаться въ этомъ: вдь вотъ уже цлый мсяцъ, какъ Маша только и мечтала о танцовальномъ вечер въ день ея рожденія.
Когда Матвевъ, уже совсмъ одтый, вышелъ изъ спальни, яркій свтъ лампъ и свчей почти ослпилъ его. Онъ просто не узналъ свою квартиру — такое она производила блестящее и новое впечатлніе.
V
Скоро и зала, и Машина гостинная, и кабинетъ, и столовая заполнились гостями. Настасья Петровна, въ шумящемъ шелковомъ плать стального цвта и въ наколк съ лиловыми лентами, имла видъ, внушавшій невольныя опасенія. Она была такъ красна, глаза ея такъ моргали и, вообще, вся ея фигура выражала такую напряженность, что положительно можно было ожидать апоплексическаго удара.