Воплощение

Этой истории девочка никогда не слышала, и потому навострила уши, делая вид, что ей ни капли не интересно. Первое, чему учат маленьких шиноби — держать язык за зубами. Пока не научишься не болтать обо всём, что спросят — ни одной тайны не доверят и ничего интересного не покажут. А интересного в деревне — ого-го сколько! На-тян это знает, потому что На-тян первая освоила Белое Безмолвие среди одногодок. Есть, чем гордиться!

— Да, припоминаю. Ты ещё говорила, что старая карга Миюри никого к нему не подпускала, и подложила ему в постель всех своих дочерей, племянницу и даже внучку. И сама бы легла, если б толк был. Да только всё зря — ничего не добилась, чудесный дар забирать чужую магию так и не пер‍е​дался.​ Хотя я т​​ак и не поняла, чем этот дар был так «чудесен»: ч‍то-то ещё более бесполезное для клана ещё поискать надо было.

— Ну, положим, будь у меня такой человек в подчинении, я бы ему применение на раз-два нашла, — когда у обачан на лице появлялась такая хищная улыбка, она словно сбрасывала лет двадцать возраста. — Зазнаек, живущих по холдам, и считающих, что им сами боги равны, ждало бы мно-ого интересных открытий… И вопрос о моём возвышении на совете от тебя бы, поверь, ничуть не зависел.

— А почему Миюри ничего не сделала, только детей пыталась заполучить? — Ма не захотела ждать, пока Ба намечтается. — Кишка оказалась тонка?

— Знаешь, я много лет так и думала. Миюри говорила всем, что Герман, подобно ронину без сюзерена, стремится только к смерти, но не к победе. Его страна проиграла, его господин пал, друзья убиты, а самого его заочно осудили и казнят, стоит ему покинуть селение и показаться на глаза посторонним. Причём сам он как бы и не против. Не осталось ничего, что держало бы его на этом свете, кроме странного запрета гайдзинской веры на самоубийства.

— Это была ложь? — даже не пытаясь изобразить интерес, уточнила окасан, устраивая подбородок на темени дочери. Макушке сразу стало тепло, а самой Нанао — уютно-уютно.

— Это была правда, — обачан опять улыбнулась так, что девочка невольно поёжилась. — Правда, но не вся. Читай!

— Это что? — насторожившаяся Ма подтянула к себе пачку листов и ловко, словно веер, разложила на столе перед собой.

— Дневник. Или мемуары. Или исповедь бумаге — сама выбирай.‍ ​Нашли ​во время ​​ремонта под полом той минки[65], где он жил последни‍е десять лет. А ты ещё спрашивала, зачем я себе отжала коммунальные вопросы, от которых только головная боль и никакой пользы… И ведь хитро так, стервец, положил и упаковал, что ни вода не добралась до бумаги, ни мыши!

— Ни мы, — в тон старшей родственнице закончила фразу окасан.

— Стервец девок не только валял, он много чему у нас научился, — кажется, этот факт бабушку почему-то восхищал, а не злил. — Видать и вправду некуда было идти отсюда, да и незачем. Где ему ещё столько сговорчивых красоток под бок подложат?

— С немецким у меня чуть лучше, чем никак, — задумчиво обратилась к макушке дочери Ма. — Наверное, всем будет проще, если почтенная Юми-сама всё-таки сама скажет, что она такого нашла в этих записях.

— Что я нашла? — Ба манерно потупила глазки, совсем так же, как делает дура-Матока, когда хочеть показать, какая он взрослая. — О, ничего особенного. Просто оружие, способное перевернуть мир!

— Ма, наклонись вперёд, — со вздохом попросила молодая женщина, а когда Юми-обачан с озадаченным видом сделала запрошенное — вытянула руку и ладонью пощупала лоб собеседницы. — Странно. Ни жара, ни липкого пота, никаких других признаков лихорадки. Откуда тогда галлюцинации и навязчивые идеи? Для маразма, на мой вкус, ты, окасан, ещё слишком молодая.

— Не веришь? — Ба выпрямилась и с прищуром посмотрела поверх головы Нанао. — Не надейся, дорогая, я не брежу.

— Тогда как называется то, что я услышала? — не осталась в долгу Ма.

— Это ‍н​азывае​тся «адек​​ватная оценка информации, полученной из достоверн‍ых источников».

— «Достоверный источник» — это вот эти, как ты выразилась, мемуары?

— Не только. Дневник Германа Вернера, по большому счёту, только позволил свести все факты воедино и прояснил некоторые важные подробности. Например, как немец-экзорцист оказался совершенно один в море у восточного побережья Хонсю, где его и выловили «рыбаки» Миюри.

Юми-обачан жестом опытного картёжника (Нанао подсмотрела, как играли старшие девочки) выдернула из веера листов перед Ма один и зачитала: