Воображаемые девушки

Он забил на свою настоящую, оплачиваемую работу, ждущую его в ангаре, чтобы перестраивать для нее дом – потому что знал, что она хотела именно этого.

Руби одевалась, готовясь к вечерней смене в «Камби», но все поглядывала на него в окно. Она набросила на себя короткое черное платье-комбинацию в винтажном стиле, сунула голые ноги в мотоциклетные ботинки, расчесала влажные волосы и оставила их завиваться локонами вдоль спины, затем накрасила губы винно-красной помадой – своего любимого цвета, цвета своего любимого напитка, а потом прижала их к маленькому белому квадратику кассового чека из магазина. Она выглядела так, как будто собиралась на вечеринку, а не обновить и разложить по цветам (белый, розовый, красный, оранжевый, желтый, зеленый, синий, фиолетовый, коричневый) товары на стеллаже со сладостями и залить бензин в пару машин. Все остальные работники в «Камби» носили фирменные спецовки; Руби появилась в ней лишь раз, в свою самую первую смену, сказала, что ей в ней неудобно, и с тех пор больше никогда не надевала.

Она бросила чек в направлении мусорной корзины, но промахнулась, и клочок бумажки спикировал на пол, навсегда запечатлев на себе яркий отпечаток ее губ.

– Я опаздываю на сорок минут, – глядя на часы, сказала сестра.

Тем не менее она даже не собиралась торопиться. Руби неспешно проверила свое отражение в зеркале над комодом – больше всего ее интересовало, не застряли ли между зубами остатки нашего обеда: сегодня мы лакомились растущей у дороги черникой со взбитыми сливками. Потом, словно опасаясь резкого флуоресцентного света магазинных ламп, она водрузила на лоб солнечные очки и вышла из комнаты.

Я последовала за ней в коридор и перебралась через ворота.

– А если я поеду с тобой?

– Что, на работу? Помогать мне на заправке и говорить людям взять пенни – оставить пенни, хотя все только и делают, что забирают? Я знаю, ты любишь меня, Хло, но тебе там быстро станет скучно, и я не могу поступить так со своей младшей сестренкой. Я вернусь сегодня же, со вкусняшками.

Руби не часто ходила на работу, а если и ходила, то едва ли отрабатывала часы полной смены, однако увольняться не увольнялась. У нее была четкая позиция, которую она внушила и мне: у девушки должна быть работа, неважно, работает ее парень или нет. У девушки должны быть собственные средства, как и собственная машина. Этим летом мне исполнилось шестнадцать, но у меня по-прежнему не было ни водительского удостоверения, ни первой работы. Разница в том, что у меня была Руби. Так она сама мне это объяснила. У нее-то не было старшей сестры. Подумать страшно.

С первого этажа веранду можно было видеть во всей ее красе. Она доходила до самого холма, и если бы не забор и закон о городских владениях, уверена, растянулась бы и дальше, через мост над Двадцать восьмым шоссе, а потом, ступенька за ступенькой, спустилась бы к самому краю воды. Но пока веранда заканчивалась там, где заканчивалась. По ней можно было дойти от дома до холма, не касаясь земли.

– Он молодец, – выглядывая в окно, сказала Руби. – Они все молодцы.

Она имела в виду остальных парней, которые помогали Джоне в лучах заходящего солнца. Они приезжали из города, ее бывшие или те, кто, может быть, когда-нибудь стал бы ее бывшим. Несколько ребят были совсем юными, чтобы становиться ее бывшими – моего возраста, я знала их со школы. Одним из них был Оуэн. Но Руби ничего не сказала на этот счет. Она вряд ли стала бы выделять кого-то одного в толпе парней.

– В холодильнике кувшин с холодным чаем, если вдруг захочешь предложить им, – сказала сестра. – Я развела его из банки.

Я смотрела, как ее длинная белая машина, пыхтя, двинулась по подъездной дорожке под безудержное ворчание глушителя (но ей, видимо, нравились эти звуки) и скрылась из виду.

Я вышла с кувшином и стаканами как раз в тот момент, когда Джона решил, что на сегодня они закончили. После того как Руби уехала, никто больше не хотел вкалывать.

А может, она просто забрала свое влияние с собой, как если бы радиус действия ее чар мог уменьшаться, но они при этом становились более сильными, и ей пришлось оставить парней, чтобы сиять в «Камби», околдовывать своих коллег, постоянных покупателей и простодушных туристов.

Я думала, что в доме никого нет, когда вдруг столкнулась с ним на площадке второго этажа.

– Думал, что здесь еще одна ванная, – сказал Оуэн, – но здесь навалено все это барахло…

– Это, ну… – я бешено соображала, как объяснить ему эти ворота, но так, чтобы моя сестра не казалась жестокой, – у нас пока не было времени все разобрать тут. Просто перешагни, и все. Ванная здесь.

Оуэн перешагнул через ворота и прислонился к стене, в полумраке я не могла понять по его лицу, что он думал. Может, так даже и лучше. Руби как-то сказала мне: неважно, что думает о тебе парень, главное, чтобы ты точно знала, что думаешь о нем. Но я почему-то пока никак не могла разобраться в этом, а он все еще был здесь, в доме, хотя тот, кто подвез его, похоже, уехал: на подъездной дорожке осталась только одна машина – пикап Джоны.