Читаем Вольта полностью

На всякий случай связался с Франком; уж три года, как тот заведовал венским госпиталем, понравившись Францу I. Вольта делился со старым знакомым своими проблемами, вдруг пригодится: «Сколько ж у нас страстей! Революционер и атеист Разори, всюду сует свой нос Скарна, как фактический ректор. Живописная картина, где действуют Москати и Маскерони, Фонтана и Барлетти. Я стал отцом трех мальчишек. Контрибуции и реквизиции французов сильно обрезали наше и без того маленькое состояние, в доме все еще квартируют офицеры. Слава богу, что у меня хорошая репутация, а то было бы куда хуже» (ноябрь 1798 г.).

4 декабря — неприятное сообщение, печально кончил дни свои Гальвани, Вольтов оппонент. Одни говорили, что от тоски по жене: ее не было в живых, восемь лет безутешный вдовец пытался отвлечься наукой, но забыть Лючию не смог. Другие показывали пальцем на него, Вольту, якобы он загнал в гроб, но эта чушь только для глупцов: велась научная дискуссия, а истина превыше всего. Притом, и кроме дискуссии, были у Гальвани поводы для огорчений. Когда французы состряпали Цизальпинскую республику, тихий упрямец отказался ей присягать, за что лишился кафедры, а еще умерли тетка и двое племянников. Утомленный жизнью Гальвани перебрался к нищему брату Якову и там уморил себя голодом, лишившись даже прежнего, более чем скромного заработка. Он не успел воспользоваться милостью Бонапарта, внявшего ходатаям и вернувшего болонцу его кафедру.

Зато англичане процветали. Кавендиш на этот раз измерил силы притяжения двух масс. С крутильными весами уже много работали Кулон, Митчелл, но Вольте они казались сложными. Измерители должны быть предельно простыми — соломинки и пластинки, а то такого намеряешь, что век не разберешься. Он-то знал, что Sancta Simplicitas. («Простота священна»)!

Явление Суворова ломбардцам.

И следующий, 99-й год кипел событиями. «Конец века, — вяло шутил Вольта на лекциях, — это сотый, а не 99-й год, но люди торопятся начать, не кончив, так будем готовиться к встрече XIX века!» Студенты смеялись.

В январе Неаполь превратился в республику Партенопею. Турки пропустили через свои проливы флот Ушакова, русские моряки освободили Грецию, а потом Неаполь, в то же время англичане отбили Мальту. За неделю до дня рождения Вольты умер великий Спалланцани, не зря мрамор получал! Ворчлив и гневлив, но добр и свято соблюдал запрет не увечить животных, потому перебивался то однодольными растениями, удаляя, к примеру, без всякого ущерба мужские цветы у дынь. Неопыленные плоды зрели исправно, давая исправные семена.

В апреле хилые республики (Цизальпинская, Лигурийская, Римская, Партенопейская) испарились бесследно, как только Суворов-Рымникский разбил французов у Валледжо, при Адде (сам Моро бежал!), под Нови (Жубер убит!), у Требии.

Пришли русские, и итальянцы возликовали, дамы надели шляпки «а-ля Суворофф», мужчины, чем могли, угощали солдат. Армия освободителей дошла до Турина, Вольта радовался, но опять огорчали злые новости. Словно земля разверзлась, поглотив одного за другим Лихтенберга, Соссюра, Блэка, Шиллера, Бомарше. «Французы бежали, полная эвакуация варваров», писал Вольта, австрийцы вошли в Милан, но тут французам удалось разбить армию Римского-Корсакова. Суворов, через Сен-Готард, бросился ей на подмогу, потом русские вошли в Баварию, а там Павел I приказал им возвращаться, рассердившись на вероломных австрийцев, бросающих союзников, и опасаясь революционной заразы.

Все это время Вольта бился за оклад, ему помогал Скарпа, не уставая славить своего профессора — «опору физики и науки».

«Не трать силы, — по дружбе советовал Вольте Мантильи, — на изменение своего статуса в университете, лучше уповать на милость всевышнего. Если два атланта, Вольта и Скарпа, бессильны, то дело безнадежное. Лучше двигать свое дело, ибо только оно приносит истинное удовлетворение». Что за абсурд, кипел Вольта, не было б кабинета и лаборанта, я получал бы больше, И Франк поддерживал, он писал Скарпе: «Говорил о Вольте во дворе. Можно менять и число профессоров, и оклады. Наш друг Вольта и Вы сами вполне заслуживаете персонального подхода. Вы не вмешиваетесь в политические дела, заняты своими ответственными функциями, а потому совершенно реально надеяться на успешное решение Ваших личных дел». Но вдруг выяснился подводный риф, Скарпа разузнал, что повышения содержания Вольты не хотят… иезуиты, в чем-то он сплоховал. А потому надо непременно ехать в Вену на поклон, раз уж машина раскручена. Вольта обиделся и не поехал: уж 20 лет в университете — и все еще на минимуме. Чем кормить детей?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии