Вольта

Месяцев осталось 12, но год теперь начинался с осени: вандемьера (сбора винограда), брюмера (месяца туманов) и фримера (месяца холодов). Зимние нивоз, плювиоз и вантол (месяцы снега, дождей и ветров) сменялись весенними жерминалем, флореалем и прериалем (прорастанием, цветением, сенокосом) и летними мессидором, термидором и фрюктидором (временами жатвы, жары и сбора плодов). Недели исчезли, равные месяцы вмещали по три декады, внемесячные пять дней в конце года стали праздниками-санкюлотидами, так что в сентябре гуляли. Они б и год удлинили, ворчали старики, но солнцу не прикажешь!

Вольте пришлось всерьез изучать нововведение. До сих пор учебный год кроился по Христову графику, теперь вводился Бонапартов. Все должностные лица получили распоряжение приспособить жизнь и службу под календарь французов, Вольта приложил все усилия, но приказ оказался невыполнимым. Пришлось заявлять протест. Друзья сдерживали, но ведь нецелесообразно, упирался добросовестный профессор. 13 февраля 1797 года, то есть 25 плювиоза Пятого года, главная администрация Ломбардии получила пространную бумагу от возмущенных деканов Павийского университета: Вольты с философского факультета, Нани с правоведческого, Прешиани с медицинского, Зола с теологического. Делами высшей школы в администрации ведали Перелли и Матья, им не хотелось неприятностей, жалобу замяли.

Чем же не угодил деканам новый календарь? Он вводится во всех официальных учреждениях, рассуждали жалобщики, но сам генерал Бонапарт не советовал нарушать сложившихся канонов религии, морали и обычаев жизни народа. Вместо понедельников, вторников и т. п., вводятся примоды, дуоды, триоды, что «нарушает христианский склад поведения юношества, расстраивает ритуал религиозных служб. Ведь многие мыслители, — блеснули эрудицией заявители, — Толанд, Спиноза, Коллинз, отмечали важность периодических процессов, даже студенты полагают нововведение ужасным деспотизмом».

Ректор Разори среагировал сразу: календарь вводится для пробы, теперь у нас и покровителей-французов станут совпадать будни и праздники. Эти четыре профессора что-то бормочут про ненависть к тирании, но разве мало славного совершила для нас революционная Франция, а мы для нее. Приложим все силы для введения нового календаря по всему миланскому краю, по всей Ломбардии!

Демагогия позволяет выиграть время, Бонапарт для проформы выполнял якобинские заветы, начался двойной счет времени по старому и новому календарям. Кому нужны радикальные переломы привычного? С грехом пополам календарь прожил еще с десяток лет, незаметно исчезнув при подписании конкордата с папой, ибо христианская религия построена на христианском летосчислении, революционный календарь не мог выжить без революционной религии.

Активные, но малочисленные атеисты не смогли сломить пассивного неприятия календаря католиками и протестантами, гораздо реальнее обстояли дела с вводом единых мер и весов, нужных всем потребителям и крупным производителям. Кто-кто, а Вольта знал про важность измерений и их унификации. Еще в 1783 году Уатт мечтал ввести единые показатели для своих паровых машин, разлетавшихся стаями по Европе, и машин других фирм. Он писал об этом Делюку, тот обсуждал проблему с Лапласом, Лихтенбергом, Вольтой, позже сам Уатт побывал в Париже.

Впрочем, сработала инициатива масс, а не грамотных одиночек. «За единого короля, за единые законы, за единые меры и веса!» — такой наказ получили Генеральные штаты в 1789 году от граждан, истомленных самоуправством местных сеньоров, дававших законы своим владениям. Через год депутат Бриссон перевел проблему в ранг научных, тогда-то впервые и прозвучало имя Талейрана, советовавшего ввести единые меры для всех стран ради претворения в жизнь своей мечты — сотрудничества с мудрой Англией, по пути которой с запозданием на дюжину дюжин лет тащилась Франция.

1 августа 1793 года Конвент решил предать суду Марию-Антуанетту, закрыть парижские заставы, изгнать враждебных иностранцев и ввести в употребление метрическую систему «на все времена для всех народов».

Впрочем, сказано широко, сделано узко. Речь шла только о метре, килограмме, литре и франке.

Жизнь катилась по своим законам, ее не затормозить, но недаром, видно, извергся в 94-м Везувий, предвещая бурные годы. Всего три года просуществовал казавшийся столь грозным великий Конвент, лишь два года бушевала Коммуна Парижа, вот новый год полнился событиями.

«Мы послужили трамплином».