Волшебство. Семинары и практика

Интересный метод избрала Карен, вязальщица с Ист Вилледж. По почте мне пришел от нее пакет – в нем были книжные закладки с изображением вязаных изделий. Я подарила часть книжных закладок знакомым, а часть оставила себе – они каким-то образом разбрелись по квартире и теперь попадались мне то в одной книге, то в другой.

Особой удачей считалась возможность перезаписываться из поколения в поколение. За эту возможность люди готовы были на все.

Еще люди, казавшиеся мне прежде очень умными, вовсе таковыми не являлись: они либо успели столкнуться с некоторыми фактами и явлениями раньше, либо у них было больше времени для их изучения. У таких людей можно было брать информацию, как и раньше, но уже без прежних восторгов и самоуничижения.

Чем более люди были ограничены в своем видении, тем чаще от них можно было слышать упреки в адрес других: «Тебя не узнать», «Ты изменился», «Как ты мог так поступить!», «Как ты, такой чудесный, можешь общаться с ним, таким ужасным?!», или «Я так любил тебя, но, оказывается, я тебя плохо знал». Наблюдать за этим было очень занятно. На самом деле никто не менялся, а просто поворачивался другими гранями, что было хорошо видно в объеме.

Люди отличались друг от друга степенью сложности и многогранности, даже самые близкие и давние друзья всю жизнь соприкасались всего несколькими гранями, не подозревая об остальных. Причиной ревности и непонимания часто являлось то, что сложный человек дружил с одним – одними гранями, а с другим – противоположными. А у двух его друзей не было ни одной общей грани, и они разрывали сложного человека на части, ревновали и требовали, чтобы он выбрал кого-нибудь одного.

Множество важных мыслей и идей не находили себе применения в обозримом будущем, теряясь в момент передачи другим лицам. Видение людей, от которых зависело продвижение идей, было крайне ограниченным даже в плоскости: эти люди умели смотреть только себе под ноги. Способность оглядываться и смотреть по сторонам, не говоря уже о взгляде вверх, не входили в набор их достоинств. Человек, передающий важную мысль, не понимал, что говорит со слепым кротом. Мне было больно смотреть, как бесполезно он тратит время и силы. Но я не знала, как ему помочь.

Больше всего меня тревожили многочисленные «тени» мистера Тартца – возможно, потому, что мне была уготована роль одной из них. Думаю, я неверно выбрала слово… «Тенью» обычно называют людей, не способных к проявлению инициативы, следующих за другими. Пожалуй, это были не тени, а планеты, вращающиеся вокруг звезды. Впрочем, быть планетой в чьей-то солнечной системе – достойная роль. Это – и приятно, и удобно. Ты – планета, и остальные, обращающиеся вокруг той же звезды – планеты. Не нужно выяснять «кто лучше» и «кто главнее». И так понятно, кто. Ты – планета, и тебе очень повезло: у тебя есть солнце, щедро дарящее энергию, и ты принимаешь теплые лучи с благодарностью. А если заупрямишься и оторвешься, то улетишь в темный безвестный космос, где скорее всего затеряешься или еще чего хуже – попадешь в черную дыру и тебя разорвет на атомы.

Под крылом мистера Тартца – миллионера, мецената и просто чернокудрого красавца – было тепло, комфортно и очень интересно – можно было всю жизнь купаться в его щедротах.

Мистер Тартц фильтровал идеи, менял по своему усмотрению, обычно делал их легче, доступнее, удобоваримее, шлифовал и огранивал, от чего они сияли еще ослепительнее, и выдавал маленькими порциями своим спутникам. Все бы ничего, если бы в объеме его «планеты» со временем не становились неотличимы друг от друга. Они полностью зависели от его лучей и не мыслили без них своего существования.

Интересно, что круг близких друзей мистера Тартца только изображал «круг близких друзей мистера Тартца». Теплые отношения между этими людьми были притворством: их целью было держать друг друга под контролем и время от времени выпытывать информацию о новых идеях мистера Тартца. Они так привыкли притворяться, что неестественность ощущалась во всем: в их деятельности, словах и поведении. Однако стоило новому «другу» войти в круг мистера Тартца, как с людей, прежде казавшихся верхом такта, вмиг слетала маска, обнажая гигантское честолюбие и решимость снести с дороги любого, кто посмеет претендовать на место вблизи их переизлучателя.

Мистер Тартц не мог всего этого не понимать. Возможно, он предпочитал играть роль человека, окруженного любящими друзьями, чтобы никто не догадался о его одиночестве. Мистер Тартц был одинок именно потому, что был солнцем, планеты полностью от него зависели. А там, где есть хоть доля зависимости – нет места искренней дружбе. Он был не просто одинок, он был так космически одинок, что мое сердце захлестнула жалость. Я бы сделала все возможное и невозможное, чтобы ему помочь! Но он окружил меня людьми-помехами. Зачем? Зачем? В момент, когда я хотела предложить ему искреннюю дружбу, ничего не требуя взамен, разделить с ним счастье принимать информацию из источников, он… он…