— У меня есть некоторые сомнения. То есть, я не думаю, что тебя уже сейчас пора брать под стражу. Существует еще куча неясностей относительно гибели Сая. Но дело уже закрыли. А я хочу, чтобы не осталось никаких неясностей. Я хочу, чтобы следствие продолжалось. Ты можешь выбирать: оставаться здесь, дождаться Курца и ехать с ним…
— Или?
— Или удрать отсюда. Со мной. Немедленно.
Умница. Она сообразила засунуть все высушенное белье обратно в сушилку, чтобы не сразу стало ясно, что она убежала. Мы побежали к заднему выходу, прокрались через двор, через лужайку — к тому участку с леском, где я спрятал свой «ягуар» на тот случай, если явится Робби. За нами бежала Муз, если можно сказать «бежала» о туше с такой здоровой задницей. Бонни залезла в машину, а собака вскочила вслед за ней, и по ее коленям перебралась на место водителя.
— Прогони ее, — приказал я, открыл дверцу со стороны водителя и схватил Муз за ошейник.
— А когда я вернусь домой?
— Откуда я знаю, черт возьми! Через две минуты, если не сумеешь меня убедить.
— А если сумею?
— Не знаю.
Неожиданно она просияла.
— Если ты откроешь верх машины, я могу держать собаку на коленях, и тогда мы все трое поместимся.
— Если я открою верх машины, дура, сотня свидетелей покажет: «Знаете, я видел Бонни и ее собаку. Они поехали к Стивену Бреди в его машине». Сто свидетелей того, как я чиню препятствия решению прокуратуры. Уголовное преступление средней тяжести.
— Ты хочешь сказать, что это противозаконно? — Она еще не договорила, но уже знала ответ. — Не делай этого.
Она взялась за ручку дверцы.
— Ни с места, — приказал я.
Она покачала головой.
— Нет, я выхожу.
Я достал пистолет.
— Если ты двинешься, Бонни, я тебе пулю промеж глаз всажу.
— Прекрати, пожалуйста.
Боже мой. Голова моя раскалывалась. Я умирал от жажды. Я стоял и угрожал пистолетом подозреваемой в убийстве, которой в данный момент сам же помогал сбежать. А на переднем сиденье сидела толстозадая волосатая дворняга. Она вывалила розовый язык, крепко вцепилась когтями в кожу сиденья и вглядывалась сквозь лобовое стекло, будто ожидая, когда же дадут зеленый свет.
— Я не собираюсь это сейчас обсуждать! Твоя жизнь поставлена на карту, так что выкини эту овцу, и поехали.
Бонни говорила так тихо, что я еле ее расслышал:
— Дверь с улицы закрыта. Она не сможет попить, и если меня там долго не будет…
Я засунул пистолет в кобуру, выволок Муз из машины и сел на место водителя. Чем Бонни, разумеется, немедленно воспользовалась: она открыла дверь и выскочила.
— Вернись в машину! — заорал я.
Она покачала головой. Я завел мотор.
— Пока.
Бонни свистнула двумя короткими свистками. Муз подбежала к ней, и Бонни запихнула ее вовнутрь.
Так мы и добрались до моего дома: Бонни на боковом сиденье, я за водителя, и толстуха Муз у нас на коленях. Всю дорогу она заливисто лаяла, выражая свой восторг по поводу той замечательной игры, которую мы с Бонни придумали.
Халупы сезонных рабочих не отличаются ни просторными комнатами, ни высокими потолками. Так что архитектору-неудачнику, у которого я приобрел свой дом, не особенно было где развернуться. Поэтому он превратил большую часть дома в «место общего пользования» — одну огромную комнату, служившую одновременно и кухней, и гостиной, и столовой. Потом в разных частях дома он наотгораживал клетушек и во время визитов потенциальных покупателей делал эффектный жест рукой, вуаля, мол, и говорил: «Уснуть…» После чего дожидался, пока образованный житель Нью-Йорка продолжит: «… И видеть сны» [35]. По его замыслу эта маленькая хитрость сближала продавца и покупателя, оттеняя их образованность, и напрямую подводила к взаимовыгодному соглашению о купле-продаже. Но я все ему испортил. Я скорее язык бы проглотил, чем сказал бы «… и видеть сны», и архитектор задергался, потому что он знал, что я коп и вообще-то могу подумать, что эта фраза «уснуть» означает, что он ко мне пристает. Он ведь носил волосы хвостиком. В общем, дело могло быть безнадежно испорчено. Поэтому он поспешно пробормотал: «А это спальня», и на этом успокоился.
Хозяйская спальня, как и весь дом, была меблирована. Ужас заключался в том, что архитектор горел желанием разработать универсальный дизайн хибар сезонных рабочих. Но кровать, которую он водрузил в этой спальне, по размеру подошла бы разве что двум лилипутам для невинных супружеских соитий в позиции «бутерброд». Поэтому я не долго думая избавился от этой кровати и купил огромную двухспальную. С нее можно было, не касаясь пола, допрыгнуть и до стенного шкафа, и до туалета.