В конце концов я обрел способность двигаться. Я встал и обнял ее. Я хотел сказать ей, что ужасно сожалею. Но я не чувствовал ничего, кроме нежелания ее обидеть. Она такой хороший человек, она любит меня или, по крайней мере, любит человека, которого она считала мной, и любит саму мысль любить кого-то, кто нуждается в ее помощи на жизненном пути.
Она вырвалась из моих объятий и посмотрела на меня исподлобья. Что бы она ни делала, она делала очень красиво, даже плакала. По ее щекам скатились две красивых параллельных слезы.
— Ты меня не любишь? — спросила она.
Я снова обнял ее.
— Линн, — прошептал я в ее блестящие волосы, — ты чудесный человек. Ты красивая, добрая, терпеливая…
— Ты меня не любишь.
— Я думал, что люблю. Я правда думал, что люблю.
— Ты хочешь на ней жениться?
— Нет. Не знаю. Я многого не знаю. Я не понимаю, что происходит. Все происходит само собой. По дороге к тебе я думал, что просто побуду с тобой рядом. У меня даже в мыслях не было заводить этот разговор. Я бы к нему подготовился…
Она снова заплакала.
— Подготовился, чтобы не причинять тебе столько боли.
Она снова вырвалась из моих объятий.
— Мама уже заказала открытки для приглашений.
— Мне очень жаль.
Что я мог сделать? Посоветовать ее родителям — Святой Бэбс и Дядюшке Скруджу, атеисту и коммунисту, — откупорить бутылочку шампанского, разорвать на конфетти приглашения и побросать их в воздух, празднуя избавление от неугодного жениха?
— Она красивее меня? — Линн вытерла слезы.
— Нет.
— Моложе?
— Нет. Старше. — Тут я добавил: — Старше меня.
Ее красивые карие глаза стали круглыми от недоверия, как будто она представила себе пенсионерку с трясущимися губами.
— Ну, не намного старше, — добавил я.
— Она хороший человек?
— Да.
Это, конечно, малодушие, но в этот момент мне больше, чем чего-либо еще, захотелось вернуть все свои слова обратно, не говорить ей, что у меня другая, а просто сказать, что это вопрос нерешенный, и я кругом виноват. Я просто старый тюфяк, тяжелый случай, мне на роду написано жить бобылем. И уж тогда Линн проявила бы терпение, сочувствие, отнесясь ко мне как сиделка к инвалиду, которому предстоит долгое выздоровление. Она бы подождала, помогла бы мне встать на ноги, стать хорошим человеком.
— Чем она занимается?
— Она писатель.
— Из Нью-Йорка?
— Нет.
— Богата?
— Нет.
— Так почему же? Секс? — Я не ответил. — Да?
— Это тоже имеет значение.
— Но ведь у нас тоже все было хорошо. Было ведь.
— Было.
— Ты должен мне объяснить, Стив.
— Знаю. Знаю, что должен. Прости меня.
Что, черт побери, я мог ей сказать? Правду. Не всю правду, но по крайней мере не врать.
— Все в тебе меня восхищает. Когда мы начали встречаться, я не мог поверить, что это не понарошку, потому что думал: это невозможно, чтобы человек был таким хорошим, — наверное, она притворяется. Но ты не притворялась. И я понял, что в тебе заключено все, что мужчина может хотеть от женщины.
— Так почему же ты меня не хочешь?
— Потому что ты такая чудесная… А я болван и не достоин находиться рядом с тобой.
— Но я и не просила тебя стать кем-то, кем ты не являешься, кроме как быть самим собой.
— Понимаешь, Линн, то, чем я являюсь, не обязательно хочет того же, чего и ты. Я не могу вести жизнь, которая устроила бы тебя. Я думал, что я смогу. Я думал: если у меня будет красивая и добрая жена, дети и уютный дом, я, наконец, успокоюсь. Всю жизнь об этом мечтал. Но я слишком нецелостная натура, и мне слишком многого в жизни надо. И даже если огородить меня аккуратным белым заборчиком, это не поможет мне стать цельной личностью.
— А что поможет?
— Она.
— Почему? — спросила Линн.
И тут я изрек:
— Потому что… мне с ней весело и интересно.
За две минуты Карбоун послал мне три сообщения по пейджеру. Я заскочил в фешенебельный ресторан, специализирующийся на омарах, и зашел в телефон-автомат.
— Что случилось, Рэй?
— Робби взял ее за задницу.
— Ее?
Линдси. Он сейчас скажет: «Линдси».
— Бонни.
Я понял, что для начала надо успокоиться: я обалдел от ужаса. Я должен говорить спокойно, энергично, как опытный коп, уставший от допотопных идиотизмов Малыша Робби.
— Елки-палки, он все придуривается? Я тут с ног сбиваюсь, накопал кучу улик на Линдси. Самое время сосредоточиться на этой версии…
— Стив, послушай меня. Вчера поздно ночью он вернулся в дом Сая. Осмотрел тот участок, где были обнаружены следы от шлепок.
— И что?
— И нашел еще один темный волос!
— Да брось ты!
— Такой же, как на подушке, Стив. Он застрял в изгороди, окружающей тот самый газон. Наверное, она прислонилась к забору. Он лично доставил этот волос в лабораторию Уэстчестера сегодня утром. Он ждет результатов экспертизы, но мы оба с тобой знаем: это волос Бонни. Так что волосы были и в постели, и в том самом месте, откуда сделан выстрел.