— Я не хочу быть тебе в тягость. Я просто не сдержалась. Я устала, не выспалась. С тех пор, как убили Сая — а не с того дня, когда ты явился ко мне побеседовать. Я боюсь. Эти дни я просыпалась, солнце светило в окно, я зевала и потягивалась, и вдруг меня охватывал ужас. Как будто я живу посреди ночного кошмара, и даже солнечный свет не освещает моей жизни. Да еще ты. Я все еще тебя боюсь. Мне очень тяжело находиться здесь, в твоем доме.
— Я понимаю и просто хотел сказать тебе, как мне жаль…
— Давай не будем об этом.
— Но позволь мне…
— Пожалуйста, не надо.
Уже темнело. Я вспомнил, что мне нужно позвонить Линн. Я вошел в кухню, но вместо того, чтобы позвонить, положил в одну миску собачий корм, а в другую налил немного воды. Потом вытащил из духовки цыплят и отнес их в комнату Бонни — на тарелках, с вилками и салфетками. Я думал, она скажет: нет, благодарю, я слишком расстроена, чтобы есть, но когда я вернулся с бутылками кока-колы, она уже обсасывала косточки и картошки с кукурузой на ее тарелке осталось совсем немного.
Я сел рядом и взял крылышко, словно не зная, что с ним делать, размышляя о том, что существует по крайней мере миллион тем, которые я хотел бы обсудить с этой женщиной: какие ее любимые команды, хотя я и подозревал, что она в основном увлекается легкой атлетикой. Как живут мормоны? Читала ли она что-нибудь про Восточную Европу и о национальной задолженности этих стран или только статьи про кино и спасение тропических лесов? Какой ее любимый маршрут, когда она бегает? Где и когда она заработала травму колена? Нравятся ли ей только классические голливудские фильмы или «ужастики» тоже? Верит ли она в Бога и чувствует ли вину или только сожаление по поводу своего аборта? Она занималась со мной сексом просто так или она влюбилась в меня той ночью?
А спросил я ее опять о другом:
— Когда ты снова начала спать с Саем?
— На прошлой неделе.
— Почему?
— Почему?
— С какой целью? Ты просто подумала, что, если с ним переспишь, он поставит фильм по твоему сценарию?
— Знаешь, — сказала она и взяла еще одну салфетку, — в шоу-бизнесе есть такой старый анекдот: красивая и талантливая актриса приходит в офис к продюсеру и говорит: «Я хочу получить эту роль. Я все сделаю, все, что вы захотите, за эту роль». Она встает на колени и говорит: «Я сейчас вам такое удовольствие доставлю!» А продюсер смотрит на нее и отвечает: «Ну ладно, а мне-то что с этого?»
Бонни отряхнула с ладоней хлебные крошки.
— Так вот: Саю-то что с того? Ничего. Что такого я могла бы сделать для него, чтобы сподвигнуть его на то, чего он на самом деле делать не желал?
— Но как же ты могла спать с таким подонком? Ну ладно, он отдал тебе этот дом, но ведь он оставил тебя практически ни с чем. Вынудил сделать аборт…
Она перебила меня:
— Никто ведь не держал пистолет у моего виска.
— Может, он и не держал, но он ведь намекнул тебе, разве нет? Забудь об этой чуши, что он не чувствовал себя достаточно зрелым, чтобы иметь ребенка. Он отнял у тебя шанс иметь то, о чем ты больше всего мечтала.
Я затронул самое ее больное место. Она не вздрогнула, она просто встала с тарелкой в руках.
— Отнести, что ли, на кухню?
Голос у нее был неестественно веселым, как будто она вот-вот расхохочется.
— Не стоит. У меня там нет занавесок, и тебя могут увидеть. Я сам потом отнесу.
Я забрал у нее тарелку и поставил ее на пол.
— Я тебя расстроил, да?
— Не то чтобы очень… — тихо ответила она.
— Одень тапочки.
Я дождался, пока она их одела, выключил свет, взял ее за руку и повел вон из комнаты, через темную гостиную. Мы вышли на улицу с черного хода. Была уже почти ночь. Небо усыпали звезды, оно было синим-синим. Темным, цвета индиго, как мой «ягуар». Я усадил ее на ступеньки и пробормотал:
— Только говори потише.
— Ты опасаешься, что фермеры-полуночники расселись по окрестным кустам и подслушивают нас?
— Я всегда опасался фермеров-полуночников. А еще приятелей, которые могут нагрянуть неожиданно. Хочешь сидеть здесь или пойдем в дом?
Она не ответила, прислонилась к дверному косяку и глубоко вздохнула. Что бы у нее там ни было, в ее горной Юте, здесь тоже неплохо. С моря пахло йодом, с берега — соснами, а от земли — мускусом.
— У меня есть еще вопросы, Бонни.
— Давай.
— Как ты могла спать с Саем — после всего, что он с тобой сделал?
Она не ответила. Я подумал, что она все еще думала о том неродившемся ребенке.
— Ну? — подтолкнул я ее. — Ты ведь не мазохистка, которым нравится, когда ими ноги вытирают. По-моему, ты чаще играешь по мужским правилам, чем по женским. Ты с ним поразвлеклась, сказала «спасибо», и все дела? Ты ведь не проснулась на следующее утро с ощущением отвращения к самой себе. Ты проснулась и сказала себе: «Вот, переспала с мужиком. Было здорово. Прочистила все отверстия». И все дела.
— Все совершенно не так.
— Но я ведь недалек от истины? Ты же не подумала: «Господи Иисуси, помоги мне. Я сама себя ненавижу».
— Люди моей веры никогда не говорят: «Господи Иисусе».
— Я понимаю.