Вольнодумцы

Несколько раз они переходили пересекающие Фонтанку улицы, и она брала его под руку. Потом отпускала. Они прошли её общежитие, и ничего в ней не всколыхнулось. Новая жизнь так новая жизнь!

Почти у самых верфей она его спросила:

– А куда мы идём?

– Не знаю, – ответил Вольф.

– Очень мило.

– Я люблю это место.

– Да, красиво тут. Я никогда здесь не была. А улица Комсомола далеко отсюда?

Вольф засмеялся:

– Я-то всё не решаюсь тебя пригласить к себе. А тут всё так просто.

– А с чего ты взял, что я хочу к тебе?

– Не хочешь?

Лиза на несколько секунд замерла. Всё в ней предупреждало, что вот так, с первого раза, ехать к парню домой – неправильно. Но ведь свобода же! Почему нет? Да и кому до этого дело? В его обществе всяко лучше, чем одной в квартире, в убогой новостройке, которую она всё никак толком не обживёт.

– Ты не сказал: это далеко?

– Далеко. В другом конце города.

– Тогда поехали?

– Поехали. Сейчас я такси вызову. Надеюсь, быстро приедет.

Такси приехало не очень быстро. Вольф неуклюже обнял её. Она не противилась.

Вольф сел вперёд, она – сзади. Он зачем-то начал ей сообщать, по каким улицам они едут. Лиза слушала вполуха.

Она перестала управлять своими мыслями. Силы откуда ни возьмись созрели в ней, и, если можно было бы, она бы выскочила из машины и начала бы прыгать на одном месте, высоко-высоко, замирая в полёте и запоминая каждую секунду, в которую тело оторвано от земли.

Когда проезжали Литейный мост, она вдруг представила, как Вольф занимался любовью с её недавней соседкой и подругой Катериной. И ведь это наверняка происходило в той съёмной квартире, куда они едут сейчас. Интересно, когда он начнёт к ней приставать?

Наконец они прибыли.

Когда вошли в подъезд, Вольф приложил палец к губам и прошептал:

– Не шумим. Тут соседи дюже вредные.

В жилище Вольфа Лизу ждал совсем не холостяцкий уют. Она подумала: «Катька, что ли, тут прибиралась, пока не бросила его?»

Диван был аккуратно застелен, ни грязной посуды, ни разбросанных вещей. Всё стояло на своих местах.

– Ничего себе! У тебя прямо идеальный порядок.

– Бабушка приучила. Царствие ей небесное. Иногда, бывает, я тут малость бардака наведу, а как вспомню её – стыдно станет. Сразу всё прибираю.

Лизу это так тронуло, такая в этих словах жила безыскусность и в то же время незащищённость, что она чуть не расплакалась.

Вольф принёс бутылку вина. Открыл её штопором, налил в два бокала. Включил ноутбук, из которого вскоре потекла сладко-медленная музыка, сел на диван на почтительном расстоянии от Лизы, затем нервно вскочил и судорожно выключил дивиди-плеер.

– Ты чего?

– Показалось, тебе не понравилась музыка.

– Понравилась. Но не включай опять.

– Я думал, для настроения.

– Оно и так хорошее… А из-за чего всё же вы с Катей разбежались?

Вольф весь превратился в своё страдальческое лицо.

– Я же уже рассказывал тебе, что она вернулась к своему прежнему кавалеру.

– Если бы ты хотел, то удержал бы её.

– Значит, не хотел.

Вольф почувствовал себя неловко, и от Лизы это не укрылось.

«Врёт, – подумала Лиза. – Да и бог с ним. Мне же не замуж за него выходить. Чем же он на самом деле не пришёлся Катрин? Она же так его сперва нахваливала!»

– Ты согрелась? – Вольф наконец придумал, что сказать.

– Я не особо и замерзала.

Они, как по команде, подняли бокалы и легко, но со смыслом чокнулись, будто и он, и она уже знали, что значат друг для друга.

– А теперь почему-то музыки захотелось. Думаешь, я капризная?

– Нет. Что поставить?

– На твой вкус.

Вольф поднялся, подошёл к ноутбуку, стоявшему на письменном столе, пощёлкал мышкой. Заиграло что-то французское.

– А зачем тебе такой большой письменный стол?

– Это мой стол. Я за ним уроки делал. Память… Люблю его. – Он никому не признавался, что тайком писал роман, разумеется, великий, как он полагал, и что он млеет от себя за этим столом, себя, непризнанного гения, азартно печатающего гениальные фразы, которые человечество оценит много лет спустя.

Лиза порывисто приблизилась к нему и поцеловала в губы:

– Какой же ты трогательный!

Вольф обнял её и крепко прижал к себе, потом слегка отстранился, коснулся губами её щеки, сначала почти около уха, потом всё ближе и ближе подбирался к её рту и наконец добрался. Они целовались долго, самозабвенно, словно боясь, что, если они оторвутся друг от друга, ничего не смогут противопоставить тому безжалостному, безнадёжному, способному помешать им любить безоглядно.

Часть третья

* * *

Во сне Артём рыдал – горько, безутешно, так, что самого себя жалко до невозможности. Снилось, что его родители умерли, а он совсем маленький. Проснувшись, удивился, что щёки его сухи. Слезы, ещё какие-то секунды назад стекавшие во сне, были так горячи… Он с минуту ещё находился под воздействием сновидения, но потом реальность проступила во всём своём паскудстве.