Вольнодумцы

– Странно видеть такую красивую девушку вечером в городе, ни к кому не спешащую…

Лиза чуть потупилась, делая вид, что смущена. «Может, отомстить Катьке?» – эта мысль зрела в ней давно, но сейчас она её уже не стеснялась. Пусть думает, что говорит. «Посмотрим, сильно ли этот парень к ней привязан. Похоже, не очень».

– Если не торопишься, может, где-нибудь по бокалу вина выпьем?

– В караоке? – Лиза вступала в игру.

– А! Ты про тот случай? Нет. В караоке не пойдём. – Вольф не среагировал на её иронический зачин. – Такой шум там! Двух слов не скажешь. Тут есть неплохой джаз-клуб. Рядом. В здании бывшего «Лениздата». У меня там бармен знакомый. Может, туда?

Лиза потушила сигарету; не найдя урны, бросила её на снег и взяла Вольфа под руку.

Так получилось, что, пока они шли по Гороховой до Фонтанки, а потом по скользкой набережной до длинного, по-советски казённого, изрядно потасканного здания бывшего «Лениздата», выяснилось, что они одинаково смотрят на всё.

Им не потребовалось много говорить друг с другом, подстраиваться, примериваться, думать о том, что дальше. Оба знали, что всё будет так, как они пожелают, и что желания их едины. Знали и то, что ничего нельзя торопить, равно как и то, что каждый ночной час что-то меняется в мире и в них, и предполагать эти изменения – занятие весьма бессмысленное.

Он поспешил сообщить ей, что с Катей они расстались, потому что она вернулась к своему прежнему парню. Лиза подумала: «Это предусмотрительно. До летней сессии не так уж и долго». В один миг мысли о Кате и о мести покинули её, освободив так много пространства, что дышать стало как будто легче.

Вольф никак не походил на мачо. И это привлекало.

В джаз-клубе они долго не задержались. И хоть знакомый Вольфа отыскал им хорошее место с видом на сцену, музыка мешала им.

Ближе к ночи в Петербург пожаловал сухой морозец, он очистил небо и воздух, прогнал ветер и на время застыл, поражённый тем, что люди его, пяти – семиградусного, не боятся. Ему страсть как грезилось походить на своих старших братьев, двадцати- и тридцатиградусных, как они, изгонять всех с улиц, закрывать школы, а троллейбусы заставлять сходить с маршрутов. Но градусами он не вышел… Не судьба!

Девушка поражалась, какое разное впечатление способен производить один и тот же человек. Когда она увидела его впервые, он был с фингалом, пьяный, болтливый, совсем случайный, а теперь интересный, заманчивый, близкий.

Их реплики цеплялись друг за друга, как в системе Станиславского. Петелька – крючочек, петелька – крючочек.

К Невскому они не пошли. Развернулись и последовали по набережной Фонтанки в противоположную сторону.

Вольф интересно рассказывал ей о петербургских театрах, особенно нахваливая Льва Додина и его Театр Европы: там можно смотреть всё.

Вольф был коренным петербуржцем. Его родители погибли в автомобильной катастрофе на следующий день после его первого юбилея, десятилетия. Он горевал дико, хотел даже себя убить, но бабушка с дедушкой его спасли. Вторую часть детства он провёл с ними. Сначала они опекали его, а потом он их. Когда они ушли в мир иной, близких у него не осталось. Вольф как раз заканчивал тогда школу. Большую квартиру на Десятой линии Васильевского унаследовал родной дядя Вольфа, и в его планы не входило, чтобы племянник жил с ним на одной жилплощади. Как-то он сумел обустроить всё таким образом, что Вольф остался в квартире только прописан, но собственником её не являлся. В качества подачки он бросил племяннику кость. Учредитель ресторана «Декабрист» – его друг. Вольфа взяли на работу, чтоб совсем не пропал. Его получки и чаевых хватало на то, чтобы снимать маленькую квартиру на улице Комсомола.

Лиза понимала: всё, что он ей излагает, отчасти случайно, но голос его звучал так искренне, в нём кипело такое желание излить душу, что она плыла на его фразах, как плывут на облаках во сне те, кто безумно боится высоты.

Она тоже собиралась в ближайшее время изменить свою жизнь, и она тоже не имела никаких оснований надеяться, что что-нибудь получится, но ей было 18 лет, и она не допускала мысли, что её ждёт неудача.

Ночь уже хозяйничала в Петербурге так уверенно, будто рассвет никогда не настанет. Они продвигались по Фонтанке в сторону Адмиралтейских верфей, чьи подъёмные краны издалека похожи на что-то суетливо поднимающих с земли великанов.

У дверей баров толпился курящий и гогочущий народ. Но Вольфа и Лизу что-то отделяло от них, будто они проходили по городу в ином, чем все остальные, измерении. Они давно должны были окоченеть от холода, но этого загадочным образом не происходило.

– Не замёрзла? Может, куда-нибудь зайдём?

Она энергично замотала головой. Ей нравилось его слушать на фоне зимнего ночного шума. Она ощущала себя такой свободной, как никогда. Она предоставлена самой себе, ни под кого не обязана подстраиваться и просто идёт куда-то с человеком, столь необычным для её представлений о мужчине, что ей пока трудно сформулировать, что она к нему чувствует. Но определённо чувство это яркое и сильное.