«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

— А ты думал, все, что пишут в газетах про зверства фашистов, красная пропаганда? Почти то же самое они сделали летом 1941-го с красноармейцем Гофманом, а ведь он был из поволжских немцев. Не надейся, что вас пощадят как перебежчиков. Я уже вижу, как по-родственному отметелили тебя соотечественнички.

Ясно, Лайсат боится, что я перейду обратно к немцам.

А хочу ли я сам вернуться назад, сбежать из плена и вновь воевать на стороне нацистов? Даже если не брать в расчет неизбежные при таком возвращении разборки с контрразведкой, даже если предположить, что нас с распростертыми объятиями примут назад, — все равно не хочу! Я многое понял здесь, в плену, мои взгляды изменились. Конечно, я не стал коммунистом, но я стал совершенно иначе смотреть на нацистов и их цели в этой войне. Я не могу вернуться к ним, не могу опять стать одним из них, как змея не может вновь натянуть сброшенную кожу. Я стал другим, поэтому отрицательно качаю головой.

— Лайсат, я прекрасно знаю, что обратной дороги У меня нет. Неужели ты думаешь, что я стану унижаться и просить у них пощады? Но у меня есть план.

— У меня тоже, — даже в темноте я чувствую, как чеченка улыбается. — Я ведь местная, облазила эти горы еще в детстве, залезала с друзьями и в эту пещеру, поэтому знаю, что здесь есть второй выход. Правда, это всего лишь узкий и низкий лаз, горизонтальная щель под скалой, но надеюсь, ты тоже пролезешь.

— Отлично, — отвечаю я. — Попозже постарайся зубами незаметно расслабить веревки у меня на руках.

Часам к пяти после полуночи охранник на входе начинает дремать. Лайсат, извиваясь, как червяк, подползает к моим связанным назад рукам и начинает теребить узлы веревок, но они завязаны опытными руками и поэтому поддаются с трудом, и ей лишь удается ослабить их. После часа напряженного труда девушка отваливается на спину и просит немного отдохнуть, потом обещает начать снова. Но тут просыпается охранник, мельком оглядывает нас, Слава богу, ему не приходит в голову проверить целость наших пут.

Через полчаса охрана сменяется, но через часок и сменщик начинает клевать носом. Одно плохо, уже потихоньку начинает брезжить слабенький зимний рассвет. Это затруднит побег, но выбора у нас нет — мы оба знаем, что нас все равно убьют, так уж лучше при попытке к бегству. Наконец Лайсат удается расслабить веревку настолько, что я могу с трудом вытащить правую руку; дальше дело идет уже веселее. Сам себе развязываю узлы на ногах, затем освобождаю девушку. Теперь наша задача избавиться от часового.

Чеченка начинает ворочаться, будит охранника и просит дать воды. Сочувствуя горянке, карачаевец поднимается, склоняется к ней и протягивает флягу с водой. И тут я неожиданно хватаю его за протянутую руку и, уперевшись ногой в его живот, резко перекидываю через себя. Горец с размаху врезается головой в камень у стены и наверняка ломает себе шейные позвонки. Отодвинув обмякшее тело часового и камень, о который он стукнулся, Лайсат указывает мне на еле заметный лаз. Она маленькая, худенькая и гибкая, поэтому без проблем проскальзывает в него, как ящерка. По договоренности она не ждет меня на выходе, а сразу пытается побыстрее скрыться. Потом я пытаюсь протиснуться в узкий лаз. Но я значительно крупнее девушки, шире в плечах; ноги пролезли, а верхняя часть туловища все еще в тисках. Раздирая об острые камни одежду, делаю последний рывок, бесшумно сделать это не выходит, из-под дергающихся ног с шумом осыпаются мелкие камешки, увлекая за собой вниз по склону другие, уже покрупнее.

Вот я на свободе, я вылез как бы сбоку от основного входа в пещеру; осматриваюсь: от поляны перед входом вдоль скалы идет узкая тропка, затем она спускается вниз по довольно крутому склону. Только собираюсь начать спуск, как из-за поворота тропы на шум кидаются проснувшиеся вражеские десантники. Вот черт, не повезло! Резко разворачиваюсь и бью подбежавшего ко мне горца снизу в челюсть. Неловко взмахнув руками, он падает без сознания. Второй, получив кулаком под дых, хватается за живот и, охнув, складывается пополам. Пока остальные из-за поворота тропы не могут видеть, что произошло, прыгаю вниз и, сгруппировавшись, скатываюсь вниз по крутому каменистому склону. При таком экстремальном способе спуска получаю несколько синяков, но это ерунда, главное, чтобы пули не задели. А они уже свистят над головой, сшибая кору и ветки с деревьев поблизости от меня.

— Прыгайте за ним, идиоты! — надрывает глотку Ганс Гольдвиц и буквально пинками сталкивает своих эсэсманов вниз, затем прыгает сам. Кавказцы нерешительно толпятся у края обрыва, затем тоже следуют за немцами. Растянувшись цепью, все вместе они пытаются поймать меня. Как-то не очень весело чувствовать себя в роли объекта охоты!