«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

Бедный очкарик Славка! Он был всего на два года старше меня, единственный сын у матери-вдовы. Мы недолго были знакомы с ним, но он всех нас покорил своим искренним дружелюбием, мягким характером, а особенно любовью к немецкой поэзии. Как он читал Гете! Какими надо быть выродками, чтобы так жестоко расправиться с этим беззащитным парнем. Он был самым интеллигентным и физически слабым среди нас, многие относились к нему снисходительно-покровительственно.

— Он сказал только, что вы оставили его в пещере дожидаться прихода роты НКВД, а сами ушли дальше. Куда?

А ведь он смог вынести все эти адские муки и не выдал нас. Иначе бы эсэсовские головорезы дождались весь отряд около пещеры и напали из засады. Про целую роту тоже удачная выдумка. Он надеялся, что угроза столкновения с многочисленным противником заставит эсэсманов уйти подальше. Но те не ушли, им позарез нужна наша рация. Оставили засаду у пещеры, натолкнулись случайно на меня. Теперь хотят, чтобы я сделал то, чего не добились от Славика. Молчать? Но они не отстанут от нашего отряда, они уже начали охоту на нас. Вон с неба сыплет предательский первый снег, они все равно обнаружат моих друзей по следам.

— Так ваши не собираются в ближайшее время вернуться к пещере?

— Нет.

— Но рация у них?

— Я точно не знаю, я не радист. Радиста вы убили.

— Но ты наверняка должен знать, где они. Ты не мог ходить по горам один, у вас наверняка назначено место встречи! Мы поняли, что убитый радист обманул нас, никакой роты НКВД поблизости нет! Есть только ваш отряд. Сколько вас человек?

— Двадцать, — немного привираю я, но эта цифра нацистов не смущает. Рассчитывают напасть внезапно.

— Завтра ты поведешь нас в свой отряд. Так, как будто все нормально и мы верим, что вы настоящие.

Что же мне делать? В случае отказа они станут пытать меня, этого только не хватало! Сознаться, кто я на самом деле? Бесполезно, они все равно убьют меня, как предателя. Сознаю, что у меня есть только один шанс попытаться остаться в живых и одновременно предупредить свой отряд.

— Что молчишь, скотина?! Соглашайся или…

Один из немцев поднял меня и, задрав мне голову, приставил к горлу нож. Ледяная сталь эсэсовского кинжала неприятно холодила кожу, врезаясь под подбородок.

— Хочешь, я тебя на кусочки порежу, мелкие-премелкие… — шипит солдат мне на ухо.

— У своих дружков-абреков научились головы людям отрезать, — прохрипел я. — Ладно, ваша взяла.

— Оставь его, — скомандовал Ганс Гольдвиц. — Русский все понял и больше не будет рыпаться. Он отведет нас к своим. Или, может, мне приказать солдату продолжить?

Острая сталь впилась мне в горло, проводя косой кровавый след.

— Перестаньте! Я же обещал отвести!

Что ж, отведу. А вот там посмотрим, кто кого! Вообще мне жутко сознавать, что эти звери в человеческом облике мои соплеменники. Я доведу их к нашему отряду, но наши наверняка настороже и выставили усиленное боевое охранение. Вот немного не доходя до наших часовых, я заору «Атас, это фашисты!» и кинусь в сторону. Наши будут сидеть за крупными скальными обломками и выше по склону, чужие вынуждены будут пройти обширное открытое пространство перед подъемом к пещере. Надеюсь, что наши перестреляют их, а мне под шумок удастся спастись.

В декабре в горах темнеет рано, к тому же тяжелая снеговая туча опустилась практически нам на головы и плотно окутала вершину горы. Из тучи срываются крупные хлопья мокрого снега, лепят все гуще и гуще, в нескольких шагах уже ничего не видно. В таких условиях ходить по горам опасно, тем более затевать ночной бой. Командир нацистов решает отложить это мероприятие на завтра, а пока дает команду располагаться на ночлег. Вражеские десантники достают теплые спальные мешки, по несколько человек устраиваются под скальными козырьками, где посуше и не так задувает ветер. Меня заталкивают под самый широкий из козырьков, это почти пещера. Крепко связывают по рукам и ногам, на входе сажают часового из горцев. Несмотря на все пережитое за прошедший день, все же умудряюсь заснуть.

Странно, но очнулся я от женского голоса. Трясу головой, с трудом открываю глаза, надо мной склонилась Лайсат. Связанная по рукам и ногам, она сидит рядом со мной в маленькой пещере, на выходе маячит силуэт охранника-горца. При слабом свете я еле-еле могу различить во тьме ее лицо.

— Говори по-немецки и тихо, — шепчет она мне и кивает на охранника, — этот балбес вряд ли поймет нас.

— Что с тобой случилось? — шепчу я в ответ.

— Через час после вашего ухода появились шестеро из того десанта. Сначала мы радостно поприветствовали друг друга, но потом они заподозрили, что Славик не тот, за кого себя выдает. Нас схватили, связали, притащили сюда, его допрашивали эсэсманы, а меня один из горцев.

То, как она описывала допрос бедного Славика, привело меня в настоящий шок!

— Лайсат, неужели они делали это?! Этого не может быть, я не верю! — мое сердце отказывалось верить услышанному, но я внезапно вспомнил про Менцеля.