Вельхи не устраивали в своих домах внутренних перегородок, предпочитая плотные тканые занавеси, которые они искусно и с большой выдумкой расшивали. При этом особенно ценились те, что не имели ни лица, ни изнанки: вышивка получалась двусторонней. Такие-то занавеси, изделие лучших мастериц, разгораживали хоромину кнесинки на две половины. Главную, где помещалась сама госпожа, и прихожую, где ночевали служанки. Ни одна из девушек не проснулась, когда тихо отворилась дверь и вошёл Волкодав. Только старая нянька, у изголовья которой не погасал масляный светильничек, сразу открыла глаза, а потом встревоженно приподнялась на локте. До сих пор у телохранителя не было привычки врываться в покои кнесинки по ночам. Значит, что-то случилось. Потоп, пожар, враги!..
Волкодав приложил палец к губам и успокаивающе кивнул старухе, потом подошёл к ней, перешагивая через мирно посапывающих служанок, и опустился рядом на корточки.
– Бабушка, – сказал он ей шёпотом, – не найдётся ли запасной рубахи, которая не особенно нужна госпоже?
– Тебе-то зачем? – тоже шёпотом подозрительно осведомилась Хайгал.
Волкодав пояснил:
– Тут хорошей девушке одёжку порвали, одарить надо бы.
Старуха проворно выбралась из-под одеяла, явив неизменные чёрные шаровары, и прошуршала босыми пятками к большому лубяному коробу, поставленному возле стены.
– Что за девушка? – деловито спросила она Волкодава.
– Рыженькая… невесткой будет старейшине. Ане зовут.
Бабка что-то проворчала себе под нос, порылась в глубине короба и спустя некоторое время развернула перед ним нарядную новенькую рубаху, шёлковую, ярко-зелёную, на сольвеннский лад вышитую по рукавам и вороту бледно-голубой ниткой:
– Довольно ли хороша?
Может, кнесинка надевала её один раз, а может, вовсе не знала, что у неё есть ещё и такая.
– Спасибо, бабушка, вот уж выручила, – поблагодарил Волкодав, забирая рубаху.
Нянька вдруг хитровато повела на него блестящими, как уголь, глазами:
– Тем, кто на девку зарился, небось головы поотрывал?
Волкодав усмехнулся:
– Головы не головы, но поотрывал. Не то, правда, что надо бы.
Старуха хихикнула, но убоялась разбудить служанок и замахала на него рукой:
– Ступай, ну тебя!..
Волкодав принёс вельхинке рубашку и дал переодеться, потом отобрал порванную и унёс во двор. Там он сел возле костерка, оживил его парой поленьев и стал бросать в огонь кусочки измызганной ткани. Он подумал о том, что трое увечных, скорее всего, только-только выбирались из лесу, скрежеща от боли зубами и предчувствуя, как ещё наградит их Лучезар. Волкодав улыбнулся. Чужая невеста, целая и невредимая, лежала, свернувшись калачиком, в амбаре у него за спиной. Он пообещал ей, что будет недалеко. И, кажется, беспокоиться пока было не о чем.
Его улыбка не ускользнула от внимания близнецов. Скоро они присели рядом с ним у огня, и Лихобор спросил:
– Кто же это её так, Волкодав?
– Лучезаровичи, – ответил наставник.
– И много их… было? – спросил Лихослав.
Венн пожал плечами:
– Да не особенно. Трое.
У парней разгорелись глаза:
– И ты их… один? Всех?
– Если бы не всех, здесь бы не сидел, – сказал Волкодав. И спохватился: – Ни полслова чтоб мне никому!
Близнецы обиженно переглянулись: наставник всё ещё держал их за несмышлёных юнцов, которым надо напоминать самые простые истины. И разом кивнули льняными лохматыми головами.
Позже выяснилось, что один шестилетний мальчишка всё-таки видел, как телохранитель бан-рионы («тот страшный, с косами, у которого летучая мышь…») вёл задворками Ане, одетую в его куртку. Да ещё и обнимал за плечо! По счастью, мальчишка попался не очень сообразительный и притом трусоватый. Он не только не побежал полошить взрослых – какое! Он с перепугу забился в собачью конуру и там, обняв тёплого кобеля, просидел до рассвета. Жуткий чужак, без сомнения, собирался съесть Ане, а потом вернуться за ним. Но, когда рассвело, возле конуры появился Кетарн, победивший в геройском стоянии на копьях и наконец-то шедший вздремнуть. Мальчишка выкатился ему под ноги:
– Ой, а кто твою Ане ночью с собой увёл…
Славно нагулявшаяся деревня в большинстве своём ещё крепко спала. И юный Бог Солнца, только что показавшийся в небе, явил свою милость, направив людские дела. Горячий молодой вельх, ошеломлённый несусветным известием, тоже не побежал скликать народ на подмогу. Он сразу всё понял. Вчера он поцапался с Волкодавом и уличил его в малодушии. И тот вознамерился ему отомстить. И отомстил. Гнусно, подло, исподтишка. Как и положено трусу. Кетарн ощупал неразлучный кинжал в ножнах на поясе и, не сказав ни слова, во весь дух кинулся ко двору бан-рионы. К тому самому двору, где он думал прожить жизнь с Ане. Со своей Ане. Он казнит негодяя сам. Своей рукой располосует ему глотку и добавит его голову к тем двум, что бережно сохранялись у него дома, забальзамированные в кедровом масле. И никакой помощи ему в том не понадобится.
Мальчишка же, избавившись от жгучей тайны и вместе с нею от страха, зевнул и полез назад в конуру – досыпать. Кобель лизнул его в щёку и подвинулся, давая приятелю место.