Наступила последняя военная зима. Холодная, суровая, по-настоящему русская. Я таких зим давненько не помнил. Морозы стояли чуть не под сорок градусов... В таких условиях об активных боевых действиях и помыслить было нельзя. Замерзали не только люди, но и техника.
Временным простоем воспользовались наши противники. Именно в эту последнюю зиму против нас было применено оружие последнего поколения с ядерными зарядами. Кротов шел ва-банк. Действительно, терять ему больше было нечего. Всем было очевидно, что с первой оттепелью партия буде сыграна. И он рискнул.
Локальные зоны заражения есть в нашей стране и сегодня. Их в разы меньше, чем могло бы быть. Благодаря американским противоракетным комплексам, стоящим и по сей день у западных границ России, большая часть ракет была сбита и рассеяна еще в воздухе. Кто бы мог подумать тогда, еще до Революции, что именно американские ракетные комплексы спасут Россию? Сколько копий было тогда сломано, сколько мнений схлестнулось? А история распорядилась иначе....
Весной мы перешли в наступление. Крыть режиму было просто не чем. В нашем распоряжении была вся страна - у них клочок территории....
Именно в эти дни совершил свое бегство из России Елагин. Мне почему-то хочется написать об этом. Не о том, что произошло с Кротовым или Ефимовым - об этом уже лучше и ярче меня рассказали другие. А я же хочу сказать несколько слов о генерале.
Почему именно о нем? Все просто: я хорошо знал этого человека. Причем в разных его ипостасях. И как большого начальника в МНБ, и как больного старика в подмосковном лесу, и как одного из командующих Армии Освобождения, а потом - и как предателя.
Елагина спасла его дочь, французская подданная. Именно она уговорила французские власти помочь Елагину покинуть Россию. И они сделали это. Конечно, в этой истории был серьезный политический подтекст. Европа как бы намекала нам, что да, она на нашей стороне, но не стоит забывать и о том, что мы теперь ей кое-что должны, а она будет действовать так, как сочтет нужным. Именно в этом был смысл вывоза генерала, а отнюдь не теплые чувства к нему со стороны европейской элиты.
Елагина тайно доставили в посольство Франции в Москве, а оттуда вывезли на освобожденные территории. Мы, естественно, ничего об этом не знали.
Оказавшись в Париже Елагин какое-то время молчал, видимо боялся, а потом начал выступать с политическими заявлениями, пытаясь обелить свое имя. Говорят, он даже написал что-то вроде мемуаров, но я их лично не видел. Хотя почитать было бы чертовки интересно....
Как я отношусь к поступку генерала? По-моему мнению, это было самое настоящее предательство. По натуре я не жестокий человек, я могу простить многие человеческие слабости, как я прощал их, например, своей жене... Но предательства я не смогу простить никогда.
Там, в Париже, Елагин неоднократно говорил, что поступил так, как велела ему совесть. Что он, якобы, испытывал тяжелейшие страдания и не мог смотреть на смерть невинных людей. Мне кажется, что это ложь. Что это попытка оправдаться задним числом. Ведь сегодня, когда открыты все архивы МНБ, мы с ужасом узнаем правду о том, что творилось в нашей стране на протяжении пятнадцати лет. Сколько людей было арестовано, брошено в тюрьмы, отправлено в трудовые лагеря и расстреляно.... И все эти годы генерал Елагин находился на вершине власти, руководил министерством национальной безопасности. Где тогда была его совесть? Кто поверит, что он находился в неведении и не знал ничего о тех репрессиях, которые обрушивались на людей? Знал. И молчал. Так как был трусом. И именно трусость рождает предательство.
Я не снимаю и части ответственности с себя. Я тоже работал на ту систему, был ее частью. Я тоже участвовал в истреблении собственного народа. Но, может это и не скромно, мне кажется, что я полностью реабилитировал себя. Реабилитировал честной и бескомпромиссной борьбой с режимом, который и сегодня некоторые еще считают чуть ли не самым справедливым из всех, что существовали на земле.
Мне навсегда врезались в память слова журналиста Л. Дробинского, сказанные им на суде в январе две тысячи сорок первого года. Тогда, пытаясь оправдаться, он заявил, что сам является жертвой. Жертвой времени и власти. Что же, удобная позиция. Но, как сказал поэт, времена не выбирают - в них живут и умираю.... И кто-то выбирал жизнь любой ценой, а кто-то то был готов назначить свою собственную жизнь в качестве цены.... Свою, не а не чью-то чужую.
Если я в чем-то виноват, то даже теперь, спустя почти пятнадцать лет после окончания противостояния, я готов понести ответственность. Я не исключаю, что будущие поколения осудят меня, скажут, что я был не прав. Что же, посмотрим...
Но как бы не повернулось дело, я никогда не усомнюсь в правильности выбранного мной пути и в тех поступках, которые мне довелось совершить в этой сложной жестокой жизни.
***
Запись беседы автора с К. Громовым и Е. Дмитриевой, Москва, июль, 2054 г.
Автор: Что происходило, начиная с весны две тысячи сорокового года?