Волк равнин. Повелители стрел

Хасар и Хачиун неуверенно кивнули. Они оба видели, что стремительное, как лавина, завоевание замерло у стен Яньцзина. Подобно Чингису, братья привыкли брать города с налета. На повозках их людей лежало так много золота и других богатств, что оси не выдерживали и ломались.

– Сколько времени потребуется, чтобы уморить жителей Яньцзина голодом? – неожиданно спросил Чингис.

Лян знал не больше остальных, однако показывать свое неведение ему не хотелось.

– Я слышал, там живет больше миллиона императорских подданных. Трудно представить, сколько еды нужно на всех. Впрочем, у горожан наверняка есть зернохранилища и кладовые. Цзиньцы знали, что мы идем на них, еще несколько месяцев назад.

Чингис нахмурился, и каменщик торопливо продолжил:

– Думаю, потребуется года три или четыре, повелитель.

При этих словах Хасар тяжело вздохнул, зато лицо юного Субудая прояснилось.

– Повелитель, их армия разбита, осаду им не прорвать. Тебе незачем держать всех нас здесь. Мы не можем разрушить стены города, так не позволишь ли ты воинам пойти в набеги? У нас ведь даже нет карты Цзинь дальше столицы.

Чингис увидел в глазах юноши голодный блеск. На душе у хана сразу стало легче.

– Замечательно. Даже если мне самому придется ждать, пока от императора не останутся кожа да кости, по крайней мере, моим темникам не будет скучно.

Хан взмахнул рукой, показывая на огромную страну, простирающуюся далеко вокруг. Никто из монголов не знал, насколько далеко.

– Когда все семьи устроятся на новом месте, приходите ко мне – скажете, в какую сторону поведете своих воинов. Не будем терять время. Монголам не к лицу сидеть на одном месте, заплывая жиром.

Субудай ухмыльнулся, его воодушевление заражало остальных, и вскоре от мрачного настроения не осталось и следа.

– Как прикажешь, повелитель, – ответил он.

Генерал Чжи Чжун в блестящих, покрытых черным лаком доспехах нетерпеливо расхаживал по коронационному залу, ждал императорских министров. Тишину ясного утра нарушал громкий сорочий стрекот. Гадатели наверняка бы усмотрели в шуме горластых птиц какое-никакое предзнаменование.

Похороны императора Вэя длились десять дней, половина жителей города разрывали одежду и посыпали себя пеплом в знак скорби, пока тело покойного не предали огню. Чжи Чжуну пришлось выслушать бесконечные речи вельмож в память об ушедшем повелителе. Ни один из них, впрочем, не упомянул о том, как умер император. А кто бы посмел под мрачным взглядом Чжи Чжуна, окруженного стражниками, которые не выпускают из рук оружия? Генерал обезглавил императорскую розу, снес цветок одним ударом, но прочее осталось прежним.

Первые несколько дней были сущим безумием, зато после того, как трех министров казнили за необдуманные высказывания, все признаки недовольства исчезли, и пышные похороны прошли спокойно, как будто юный император умер во сне.

Оказалось, что церемонию подобного рода в правящих кругах готовят задолго до того, как в ней возникнет необходимость. Перевороты и убийства государей происходили в Цзинь и раньше. После первого всплеска негодования вельможи почти с облегчением вернулись к привычной жизни. А простолюдины знали только, что Сын Неба покинул бренную плоть. Они в голос рыдали на улицах, обезумев от горя.

Сын императора не плакал, когда узнал о кончине отца. Хоть в этом император Вэй хорошо подготовил свою семью. Матери мальчика достало ума понять, что одно лишнее слово может привести к смерти, и во время похорон молодая женщина, бледная и прекрасная, молча глядела, как сгорает тело супруга. Когда погребальный костер, пыхнув пламенем, стал оседать, Чжи Чжуну показалось, что он чувствует на себе ее взгляд, но, повернувшись к ней, генерал увидел, как женщина склоняет голову, смиряясь с волей богов. Вернее, с его волей, подумал он. Впрочем, итог один.

Чжи Чжун расхаживал по залу и скрипел зубами от гнева. Сначала похороны отняли гораздо больше времени, чем он предполагал, а затем ему сказали, что коронация займет еще пять дней. Ужасно! Город погрузился в скорбь, и крестьяне будут бездельничать, пока не пройдут все церемонии. Чжи Чжуну пришлось вытерпеть бесконечные примерки новых одеяний, подобающих положению регента. Он даже хранил молчание, пока испуганные министры суетливо рассказывали ему о новых обязанностях. А все это время монгольский хан рыскал вокруг города, словно волк.

Когда выдавались свободные часы, Чжи Чжун шел к крепостной стене, в разных местах поднимался наверх, смотрел, как омерзительные дикари обустраиваются на императорской земле. Иногда ему казалось, что ветер доносит запах прогорклого бараньего жира и козьего молока. Полководцу было досадно, что его армию разбили простые пастухи. Впрочем, Яньцзин им не взять. Императоры, построившие столицу, хотели явить миру свое могущество и величие. «Город легко не сдастся», – сказал себе Чжи Чжун.