Воля имератора. Двойник

И я рассказал Мезенцеву все — и о визите фотографа, его попытке выведать — двойник ли я, или нет, о задании князя Сангушко, о «перевербовке» Федота Федотовича, и о назначенной встрече. Не стал скрывать и о разговоре с Кутеповым. И, наконец, о гибели придворного фотографа.

— М-да, дела… — протянул полковник. — Наверное, вы правы, и Александру Павловичу не стоит об этом рассказывать. По крайней мере, до выяснения всех обстоятельств. Не скажу, что наш генерал в тесной дружбе с князем Сангушко, но они уважают друг друга, это точно. Беда в том, что Служба охраны императора не имеет собственных кадров, чтобы начать слежку за французским фотографом, а уж тем более — за посланником или нашими сановниками. Обычно этим занимается Охранное отделение. В их ведении и филеры, и негласные агенты. Я пытался убедить Александра Павловича, что и нам следует иметь свою агентуру, но он только пожал плечами. Зачем нам это нужно, если он, как глава МВД, в любое время может отдать приказ Охранному отделению?

Я загрустил. Представил, что сейчас полковник Мезинцев разведет руками и скажет — дражайший господин цесаревич, при всем моем уважении к вам, как к будущему императору, вы обратились не по адресу. Служба охраны императора занимается охраной императора и прочих августейших персон. В шпионские игры мы не играем. Политическим сыском у нас занимается Корпус жандармов, а слежкой за неблагонадежными и прочими элементами — Охранное отделение.

Все правильно, каждый должен заниматься своим делом. И все будет так, как в моей истории — жандармы, набранные из гвардейских офицеров с презрением относятся к «охранке». И хотя они обязаны помогать Охранному отделению и отправляют подчиненных на аресты, обыски и прочее, но сами связываться с агентурной работой не станут — неприлично!

К счастью, полковник Мезинцев сказал другое:

— Начальник Охранного отделения — статский советник Звягинцев, мой большой приятель. Я сегодня же с ним свяжусь, объясню ситуацию, а он поможет нам начать оперативные мероприятия. Как я полагаю, ваше имя лучше не называть?

— Мое имя все равно всплывет, — улыбнулся я. — Но для вашего приятеля будет лучше, если он не узнает всех подробностей.

— Подумаю, как это лучше преподнести, — кивнул полковник.

— Кстати, — вспомнил вдруг я. — Генерал Кутепов сказал, что в пятнадцатом году, в Иране, его спас Сангушко со своим батальоном. Александр Павлович не поделился подробностями, может быть, вы их знаете? Даже если это секрет, то у меня есть все допуски.

— Так там все просто, никакого секрета, — пожал плечами Мезинцев. — В учебники истории этот случай еще не внесли, но со временем внесут. В одна тысяча девятьсот пятнадцатом году, по просьбе иранского шаха, наша империя помогала сформировать там новую армию. Кутепов — тогда ещё подполковник, был атташе по культурным связям российского посольства…

— Дипломат в штатском, — усмехнулся я, перебив полковника. Тот не смутился, а только кивнул: — Примерно так… Подполковник культурой занимался, а князь Сангушко числился старшим военным советником при шахе, возглавлял батальон, состоящий из одних офицеров — из персов, но проходил подготовку в соответствии со стандартами императорской армии. На базе этого батальона шах потом дивизию развернул, а там и корпус. Знаете, как это делается?

— Примерно, — кивнул я. — Нижние чины становятся командирами отделений и взводов, взводные получают роты, а ротные командиры — батальоны.

— Вот-вот, — поддакнул полковник и продолжил рассказ: — Разумеется, нашим заклятым друзьям — не стану называть их национальность, но и так ясно, не очень нравится наше присутствие в Иране…

— Им это со времен Грибоедова не нравится, — хмыкнул я.