Волгины

Не опуская распростертых рук, Таня не сводила с гитлеровца широко раскрытых, полных ненависти и ужаса глаз. Бледная, с растрепанными волосами (пилотку она потеряла), в измазанной грязью гимнастерке, она походила на безумную, и автоматчики сначала даже остановились от изумления. Потом, держа наготове автоматы, они осторожно приблизились к ней. Остроносый, повидимому, колебался: застрелить эту русскую «девчонку» на месте или взять живьем. Он, очевидно, решился на первое и стал отступать, чтобы удобнее было стрелять. Таня смотрела на него, будто на диковинного зверя, видела чужую офицерскую форму, какой-то значок на петлице. Она крикнула:

— Не стреляйте! Тут раненые!

Офицер сделал злую гримасу.

— Русский зольдат стреляйт даже без нога, — сказал он ломано по-русски. Челюсть его дрожала.

— Убейте меня, а их не трогайте, — заикаясь, попросила Таня. Только теперь она поняла, что была непростительно наивной.

Офицер схватил ее за грудь, рванул с такой силой, что она вскрикнула, упала на колени. Потом, оттолкнув от машины, офицер что-то презрительно сказал коренастому немцу, с бледного толстого лица которого стекал грязный пот. Тот оттащил Таню в сторону, швырнул в кусты, как котенка, но, повидимому, не рассчитал толчка, и это спасло Таню. Когда свистящая струя металла ударила из автомата, она уже катилась в глубокий овраг.

Эсэсовцы не стали разыскивать Таню — они торопились. Сначала они отбежали от грузовика на пять шагов и выпустили по нему три длинных очереди разом из всех автоматов.

Из кузова послышался тонкий крик. Этот крик услышала Таня и похолодела. Это кричал молоденький боец; всю ночь он больше всех страдал от боли и просил пить. Пули прошли вторично через раненый живот, но боец еще жил; он высунул из кузова забинтованную голову.

Толстый эсэсовец снова поднял автомат. Треснула короткая очередь. Голова бойца, как подрезанный колос, свесилась через борт кузова. Офицер опять что-то приказал коренастому. Тот быстро выдернул из ремешка на поясе большую, как полупудовая гиря, противотанковую гранату с длинной ручкой. Офицер и солдат отбежали в сторону, залегли, а коренастый метнул гранату прямо под навес кузова. Воздух в буераке колыхнулся, клочья парусины, щепки и куски мяса полетели вверх. Грузовик сразу осел, будто его вдавили в землю…

Когда Таня вылезла из оврага, гитлеровцев уже не было. Ноги ее подкашивались. То, что она увидела, было страшнее всего, что она могла себе представить; трое раненых лежали недалеко от грузовика, выброшенные взрывом. Изуродованные осколками гранат, они не дышали. Среди остальных двенадцати были еще живые, они тихо стонали.

Таня собрала последние силы, стала вытаскивать из-под обломков исковерканного кузова кровоточащие, еле дышащие тела, но после всего пережитого руки ее совсем ослабели. Она склонилась над молоденьким бойцом с вырванной челюстью и заплакала…

Когда в буерак вбежали советские пехотинцы, она долго не могла произнести ни одного слова.

20

Батальон Гармаша уже целый час шел по редкому перелеску в одном направлении, растянувшись повзводно. Боевое охранение все еще не встречалось с противником, из штаба полка не было никаких дополнительных указаний.

Начало развидняться, стал моросить дождь. Сперва он прибил сухую землю, и она волнующе запахла чем-то пресным, потом капли посыпались гуще, и земля стала налипать на сапоги.

Алексей и капитан Гармаш шли во главе рот. Несколько штабных повозок с имуществом связи, боеприпасами и снаряжением, санитарные двуколки Нины Метелиной двигались позади, сохраняя необходимое расстояние на случай внезапного столкновения с противником. Алексей строго предупредил Нину:

— Не суйтесь под огонь. Ваше дело быть на своем месте и во-время поспевать туда, где вы понадобитесь.

Она удивленно и, как показалось Алексею, недовольно посмотрела на него.

Алексей перебрал в уме все возможности неизбежной встречи с немцами, думал о Тане, делая сотни предположений. При мысли, что медсанбат не успел вырваться из Сверчевки, его начинала бить нервная дрожь. Тишина, нарушаемая только усталым дыханием людей и фырканьем лошадей, отсутствие каких бы то ни было признаков противника иногда наводили Алексея на мысль: не выдумка ли чья-нибудь вся эта сверчевская история.

Внезапно на юго-востоке вспыхнула винтовочная, потом глухая автоматная пальба, поднялось пламя, а минут через пять воздух загудел от орудийных раскатов. Соседний батальон вошел в соприкосновение с неприятелем. Противотанковые орудия били то в одном, то в другом направлении, как бы пытаясь сбить немцев с толку, а тем временем батальоны стягивались к намеченному пункту прорыва.

Становилось все виднее, в поволоке дождя Алексей увидел скачущего во весь опор вдоль развертывающихся батальонов всадника и услышал перекатывающийся хриплый бас, отдающий приказания.

Алексей узнал полковника Синегуба, его пригнувшуюся к гриве взмыленного, всхрапывающего коня сутулую фигуру.