Волгины

Военфельдшер санвзвода Нина Метелина перевязывала в запасном окопчике раненых. Бойцы подравнивали ссыпавшийся бруствер. Тут же лежали тела убитых товарищей. Неглубокие ямки вместо обычных могил торопливо, пользуясь передышкой, рыли для них бойцы позади окопов, в лощине. Все вокруг носило следы недавнего боя. Всюду, впереди и позади рубежа, чернели воронки от мин и снарядов, между ними зияли глубокие, с вывернутыми краями, — от авиабомб. Невдалеке, задрав тупой нос с белым крестом, вздыбился подбитый немецкий танк, правее — другой, совершенно обугленный. Слабый ветерок приносил оттуда терпкий запах горелой краски. Все поле впереди с нескошенной пожелтевшей рожью полегло, будто было вытоптано и выбито громадными стальными копытами. Кое-где оно еще дымилось. Неестественно красный, чуть сплюснутый шар солнца плавал в пыльной мгле над горизонтом. Его тусклый свет казался угнетающе тоскливым.

Перед Алексеем возникло вдруг обескровленное лицо командира роты Пичугина, неуклюжего, долговязого, с крупным горбатым носом. Оно пятнилось ссадинами и царапинами я казалось изуродованным.

— Воды достали, товарищ Пичугин? — хриплым, незнакомым для самого себя голосом спросил Алексей.

— Притащили два ведерка. Бойцов напоили. Вы не ранены?

Алексей не ответил.

— Потери большие?

— Восемь убитых, десять ранены, трое — тяжело.

— Дайте мне попить, — попросил Алексей.

Через полминуты появился боец с котелком. Алексей жадно припал к котелку, напился теплой и сладкой днепровской воды.

Комиссар батальона и командир роты стояли сгорбившись, чтобы не высовываться из недостаточно глубокого окопа, и дышали тяжело, как после трудной, утомительной работы.

— Кто убит?

Комроты назвал фамилии бойцов, всех их хорошо знал Алексей.

— Потери большие, — вздохнул он.

— Как вы думаете, на сегодня он выдохся или еще будет лезть? — спросил Пичугин.

— Может еще повторить.

— В роте осталось двадцать семь человек. Боеприпасов на двадцать… Сегодня бойцы поняли — танки можно бить…

Алексей сдвинул мохнатые от пыли брови, задумался. Да, сегодня произошел тот перелом в сознании молодых, мало обстрелянных бойцов, о которых говорил ему комиссар полка. Алексей мог теперь вспомнить все моменты боя…

Немцы бросили на высотку шесть танков. Танки ползли по полю, как огромные зеленые жуки, оставляя за собой хвосты пыли, взметывая нескошенную осыпающуюся рожь. Их гусеницы, как молотильный барабан, загребали колосья под себя, вминая в землю осыпавшееся зерно.

— Подготовить бутылки! — крикнул политрук первой роты Гомонов неожиданно свирепым басом.

Бойцы, прижимаясь к стенке окопа и втягивая головы в плечи, держали наготове бутылки.

Гомонов, не пряча головы, стоял у бруствера, сжимая связку гранат.

Только мужеством можно спастись от мчащейся стальной громады, с ревом, со скрежетом выплевывающей из пушки и пулеметов гибельное пламя. Надо подпустить танк поближе и метнуть в него огонь. Это сделать может каждый. Так думал в эту минуту не один боец, так думал и сам Гомонов. Он не забывал о своей обязанности показать пример выдержки.

Танки мчались… Неожиданно их встретил беглый огонь полковых пушек, бивших с флангов прямой наводкой. И в ту минуту, когда Гомонов уже приноравливался бросить связку гранат в самый близкий, несущийся прямо на него танк, снаряд угодил в соседний, и тот окутался маслянистой рыжеватой пряжей дыма.

Торжествующий крик прокатился по рубежу. Один боец в разорванной до пояса окровавленной рубахе упал на бруствер головой и плакал от радости, как безумный.

Почин артиллеристов воодушевил бойцов, и даже те, что считали себя совсем пропащими, начали высовываться из окопов. В танки, иногда не совсем своевременно и на чрезмерно дальней дистанции, полетели бутылки с зажигающей смесью. Широко развернувшись, метнул свою связку гранат политрук Гомонов. Гранаты угодили прямо в колесо, гусеница соскочила с него и захлопала вхолостую по земле, танк забуксовал на месте. Сразу несколько бутылок с глухим стеклянным звоном ударились о броню. Злое пламя побежало по корпусу танка, юркнуло во все щели, в полминуты добралось до бака с горючим. Огненный фонтан взвился к небу, желтые коптящие брызги посыпались сверху на бойцов в окопе. Из люка башни стали выпрыгивать чумазые немецкие танкисты.

Бежавшие за танками автоматчики повернули назад. Уцелевшие танкисты из подбитых машин стали уползать вслед за ними.

Прилаживая новую связку гранат, Гомонов говорил бойцам угрюмым басом:

— Ну вот, чалдоны, а вы помирать собирались. Смерть страшна только издали, а вблизи ее самое испугать можно.

Остальные четыре танка разделились попарно и устремились на позиции соседнего батальона, но, встретив не менее дружный отпор и обнаружив вдруг, что пехота оторвалась от них и залегла, стали сворачивать в лощину.

Так немцы больше и не повторили атаки и до самого вечера ограничились только обработкой позиции батальона с воздуха.