Акула — «древний исландец», серьга — «древняя чувашка», флаг — «голландец». Рыбка анчоус приплыла в русский язык из голландского (или немецкого), в голландский из французского, во французский из баскского.
Но хоть все эти слова и иностранцы, а без анкеты с вопросом о далеких предках этого никак не поймешь. Ходят между нами как свои, да и вправду свои — никуда не денешься. Хоть и всего десятую долю русского лексикона составляют, но так же привычны, как остальные девяносто процентов. Одни слова живут с нами тысячи и больше лет, другие века, третьи всего лишь десятилетия, но ни в слове «кино», ни в слове «метро» чужого ведь не чувствуешь?
Молдаване и румыны, умелые скотоводы, передали восточнославянским народам «брынзу» и «цигейку» и некоторые другие слова, относящиеся к той же области хозяйства.
В свою очередь, почти треть лексикона румынского языка составляют славянские по происхождению слова.
В словаре современного албанского языка из 5140 наиболее употребительных слов только 430 «собственных» албанских по происхождению, остальные заимствованные (из романских, славянских, новогреческого и турецкого языков).
Кстати, и русский, и другие славянские языки щедро делились с соседями сокровищами своего словарного запаса. Немало русских и славянских слов не только в румынском, но и в литовском, в венгерском языках. Русские слова заняли важное место в языках всех народов СССР, связанных с русскими общей историей.
Еще интереснее и может даже служить предметом гордости то обстоятельство, что образованное на латинской основе слово «интеллигенция» родилось в своем нынешнем смысле в России и отсюда совершило путешествие в другие страны мира.
Мощный поток русских слов устремился в языки других стран после Великой Октябрьской революции — от «Совета» 1917 года до «спутника» 1957 и так далее.
Слова путешествуют по земле, хотя, конечно, не все заимствования необходимы. Недаром против чрезмерного увлечения иностранными терминами боролись Ленин, Горький, Маяковский.
Любопытно, что исландцы никогда не принимают в свой язык чужих слов в первозданном виде, а занимаются их переводом.
«Телефон» в Исландии стал суммой двух чисто исландских слов: сложили вместе «говор» и «веревку». В переводе слова «телеграф» «веревка» осталась, на место «говора» встало «письмо». «Парикмахер» — волосорез, «пессимизм» — дурной взгляд, «театр» — дом игр, и так далее. Исландский язык пускает к себе знатных иностранцев, но заставляет их менять свои имена на местные.
Конечно, жители маленькой страны прочно защищены от «чужесловия». Но такое ли уж это преимущество? И разве плохо, что, приняв в язык слова «социализм», «коммунизм» и «партия», мы послали дальним и близким соседям свои «Совет», «спутник», «лунник».
БУКВЫ В ДОРОГЕ
Человек научился говорить уже сотни тысяч лет назад. И все еще продолжает удивляться этому своему умению.
То начнет священную книгу с сообщения, что в начале было слово, то припомнит в стихах, как «солнце останавливали словом, словом сокрушали города».
Бывает, конечно, и другое, каждому приходилось сокрушенно думать о том, что «мысль изреченная есть ложь». Но снова и снова воспевали поэты родной язык, и в нем все языки и все слова мира.
А вот к письму, открытому куда позже, чем речь, мы почему-то привыкли прочнее. Как будто всегда люди умели читать и писать.
А между тем среди прочих разделений прошлого людей на периоды есть и такое: история бесписьменная и история письменная.
Необозримые выгоды, которые давала письменность, человек почувствовал немедленно. Хорошей иллюстрацией служат тут события, разыгравшиеся в одном из районов Африки в начале XIX века. Здесь была изобретена письменность! В племени вай нашлись люди, составившие систему знаков, каждый из которых передавал слог. «Азбука» пользовалась успехом. Очень быстро почти все племя научилось письму. Казалось бы, этому можно только радоваться. Но соседние племена увидели в письме лишь чрезвычайно опасное колдовство. Сначала они просто перепугались, и это резко подняло престиж грамотного племени, принесло ему немало выгод. Соседи задабривали колдунов всеми доступными им способами. А люди племени вай были весьма не прочь выгодно использовать свое новое положение. Грамота стала — не в первый раз в истории — орудием угнетения. Но кончилось торжество изобретателей печально: страх в конце концов толкнул окрестных жителей на войну, кончившуюся разгромом вай. Тоже не впервые в истории грамотные были побеждены неграмотными.