Вокруг света в сорок тысяч лет

Достаточно известна печальная история Романовых, от поколения к поколению терявших после Петра I свою русскую кровь, вытесняемую немецкой. Но в любой европейской монархической стране в свое время король был по крови чужеземцем. Его предки были слишком горды, чтобы жениться на собственных подданных, они заключали династические браки с принцессами соседних земель. Людовик XIV, кажущийся типичным французом, был внуком итальянки и сыном испанки. Впрочем, итальянки ли и испанки ли? Его мать, героиня «Трех мушкетеров», была испанской принцессой, по прозывалась Анной Австрийской, так как происходила из семьи Габсбургов, австрийцев по происхождению — разумеется, австрийцев все с теми же поправками.

В Англии в XI веке сел на престол нормандский герцог, в XII веке новую династию там основал французский граф Плантагенет, в XVII веке на престоле Британии оказался шотландец Стюарт, а сейчас тот же трон занимает династия немецких князей, бывших правителей Ганновера.

В итальянской Сицилии в средние века сидели королями то норманны, то французы, то испанцы, то венгры, то немцы.

С династиями рангом пониже, не королевскими, а княжескими, герцогскими и прочими та же история.

Русская дворянская фамилия Хомутовых — потомки шотландских герцогов Гамильтонов. В Козодавлевых был превращен русским народом датский баронский род Кос фон Даленов. А вот какую историю приводит Юрий Тынянов в материалах к роману «Ганнибалы», который он собирался написать. Некий знатный татарин по имени Баран еще со времен Ивана IV пошел на службу к московским князьям и стал здесь Барановым. Потом он перебрался в Прибалтику, стал одним из тамошних баронов под звучным именем фон Баранбург. Уже в XVIII веке его потомки снова оказались в России и вернулись к фамилии Барановых.

Гербовники всех стран переполнены сообщениями о «въехавших» из такой-то земли предках дворянских родов. Разумеется, часто эти родоначальники просто выдуманы, аристократы были заинтересованы в «иноземности» своих предков, это позволяло, в частности, удлинить возраст рода. Но немало и случаев, когда эти сведения вполне реальны.

Имена, которые мы носим, тоже часто подтверждают прошлые и нынешние связи народов между собой.

Имя Елена напоминает о Древней Греции, Лидией девочку называют, даже не подозревая об этом, по названию древнего царства в Малой Азии, имена Виктор и Николай одинаково значат «победитель», только первое — по-латыни, второе — на древнегреческом языке и так далее. Славянские, в том числе русские, имена тоже отправились в дальние пути. Одним из первых — замечательное имя Владимир. Вы найдете Вальдемаров в числе датских королей и французских герцогов. Это связано с важной политической ролью домонгольской Руси, ее родственными связями с Западной Европой и, конечно, со всеевропейской славой двух великих Владимиров русского прошлого: Владимира Красное Солнышко и Владимира Мономаха. Датский король Вальдемар I даже в титуловании своем подчеркивал, что он правнук Мономаха. Новый толчок распространению этого имени за рубежом, в том числе теперь и в Азии и в Африке, дало то обстоятельство, что его носил Ленин.

Великая русская литература XIX века сделала чрезвычайно популярными на Западе имена Наташа и Соня. Их часто дают именно в такой, чисто русской, сокращенной форме.

Появлялись сообщения и о норвежской девочке по имени Ваня — так назвали ее люди, чтившие память отдавших жизни за освобождение соседней страны. Не смешным, а трогательным кажется такое женское имя.

ВЕТВИ ОДНОГО ДЕРЕВА

Что остается нам от предков? На поверхности земли — города, и каналы, и сады, и поля. Остаются от предков книги и купчие, договоры и письма — на бумаге, папирусе, глине, камне. Одни в библиотеках, другие в земле. Остаются вещи в той же земле, вещи — поздняя добыча археологов. И еще остается нам от тех, кто жил до нас, живая речь, слова, перебрасывающиеся из эпохи в эпоху, пронизывающие время и с помощью и без помощи письменности переходящие от народа к народу…

Грамматические правила — эти докучные правила, которые так надоедают нам в школе, умеют бороться со временем лучше, чем каменные дворцы и статуи. Пушкин и Шекспир, Гораций и неведомый поэт Древнего Египта не зря говорили, что их стихи прочнее камня. Они ведь были подмастерьями у народа-языкотворца, а народы умеют оберегать свою речь.

В «Войне с саламандрами» Карела Чапека есть такой эпизод.

Разумное морское земноводное, саламандра, прочитавшая учебник грамматики чешского языка, разговаривает с чехами-туристами.

«До чего грустно, что столько известнейших памятников погибло во время Тридцатилетней войны… Счастье еще, что не погиб тогда родительный падеж при отрицаниях. В этой книжке говорится, что он отмирает Я был бы этим очень огорчен».

Да, действительно, вот уж, подумаешь, историческое событие… Но если вспомнить, что в языке одна из самых прочных частей — грамматика, то ирония Чапека может показаться обращенной и в адрес читателя, который просто посмеется над этой сценой.