В великой поэме Гомера разобраны все основные случаи, с которыми мог встретиться в те времена пришелец на чужой земле. У людоедов-циклопов Одиссея и его спутников просто-напросто хотели съесть. На острове Цирцеи — как в средневековой Эфиопии — гостя задерживали, отказываясь вернуть свободу, хотя при всем этом он мог быть мужем правительницы. Торговый народ феаков доброжелательно и щедро принял Одиссея нагого, лишенного и корабля и воинов, бессильного как защитить себя, так и подкрепить чем-нибудь собственные рассказы о своем происхождении, титуле, славе. Ему все равно поверили и помогли вернуться на родину, но, конечно, тут сыграли свою роль и личные качества скитальца: красноречие, сила, умение нравиться девушкам. Только ведь на острове циклопов ему все это никак бы не помогло.
Беззащитный чужестранец в эпоху рабовладения и крепостничества, казалось бы, представлял собой легкую и выгодную добычу. И мы знаем достаточно много случаев, когда и в Древнем Риме, и в средневековой Европе хищные работорговцы либо разнузданные бароны занимались вылавливанием такой добычи на дорогах или в море. Но, с другой стороны, почти все великие путешествия древности и средневековья, о которых мы наслышаны (если только путешественников не сопровождали армии и флоты), стали возможны лишь благодаря тому, что какие-то обычаи охраняли жизнь пришельцев — вопреки другим обычаям, угрожающим их безопасности.
А пришельцев было много. Ведь, кроме редких великих путешествий, предпринималось множество путешествий «средних». Мы часто представляем себе наших предков большими домоседами, чем они были на самом деле. В одной хорошей популярной книжке по психологии было почему-то сказано буквально следующее: «Скажи москвичу какого-нибудь XVI века, что через пять лет ему придется ехать в Париж или в Лондон. Да он от страха бы помер за эти пять лет, от страха ожидания. Он дома хотел жить, за своим забором из кольев двухметровой длины».
Но ведь в этом самом XVI веке русские, в том числе и москвичи, начали освоение Сибири. В конце XVI века Борис Годунов отправлял, за сотню лет до Петра I, молодых дворян учиться за рубеж. Я уж не говорю о бесконечных посольствах, следующих в тот же Лондон и Париж, в Стокгольм и в Мадрид, в Вену, в Стамбул и во Флоренцию. Дворяне и стрельцы, в том числе москвичи, несли трудную службу на далеких границах, их посылали на Кавказ и даже в Иран. Великий русский градостроитель Федор Конь, под руководством которого велось сооружение стен Белого города в Москве, новых укреплений в важных стратегических пунктах страны, немало времени провел за границей, в том числе в Италии. Можно вспомнить о массовых переселениях дворян, да и крестьян, внутри уже тогда огромного государства — из Москвы и Подмосковья на Новгородчину и наоборот, например. Иногда такие переселения проводил из политических соображений очередной государь. Иногда они происходили полустихийно.
Кому не известно имя Ивана Болотникова, вождя одного из величайших крестьянских восстаний в истории России?! Но раньше, чем поднимать крестьян против Василия Шуйского, Болотников годы провел в турецком плену, на скамье галерного раба, прикованным к веслу. Потом бежал. Путь беглеца на родину шел через земли итальянские, австрийские, венгерские, через польские, наконец. Вряд ли надо удивляться, что на рубеже XVI–XVII веков этот путь был проделан благополучно. Гораздо интереснее, что Болотников пробирался на родину по дороге, проложенной для него другими русскими беглецами с турецкой неволи еще за сто, если не больше, лет до Ивана Исаевича.
Случалось, конечно, что венецианский купец не помогал бывшему турецкому невольнику, а делал его собственным рабом. И все-таки гораздо чаще, наверное, беглецу помогали. Впрочем, это уже позднее средневековье, время феодализма, а как обстояло дело на других, более ранних фазах развития общества?
Обратимся к истории Африки XIX века.
К этому времени колонизаторами были разрушены почти все большие государства, успевшие сформироваться в разных местах материка. Так что тропическая Африка представляла собой сложный конгломерат племен, находившихся на самых разных стадиях социального развития, начиная с первобытных общин.
Имелись здесь даже племена, не брезговавшие каннибализмом. Многие вожди испытали разлагающее влияние заведенной «белыми» работорговли. Война часто бывала здесь в силу этого средством обогащения.
Словом, у европейцев имелось как будто достаточно оснований, чтобы представлять себе тропическую Африку огромной западней для путешественников, особенно миссионеров, которые профессионально оскорбляли исконные местные верования. До наших дней дожили бесчисленные рассказы о миссионерах, съеденных африканскими «язычниками», «дикарями».
Дань этим почти суеверным представлениям отдал даже замечательный французский фантаст Жюль Верн в таких своих романах, как «Пять недель на воздушном шаре» и «Пятнадцатилетний капитан». Помните, как героям этих двух книг то и дело грозит опасность попасть в лапы людоедов?