До сих пор речь шла о путешествиях технических достижений. Но та же судьба и у чисто научных открытий — они движутся от одного народа к другому, обрастая по пути плотью. В познании природы преемник итальянца Галилея — англичанин Ньютон, законный наследник Ньютона — наш Ломоносов.
Или, говоря словами азербайджанского поэта XII века Хагани:
Иногда это движение приобретает причудливые формы. Западная Европа получила большую часть «древнегреческого наследства» не от греков непосредственно и даже не от римлян, их соседей и учеников. Аристотель в европейскую средневековую науку пришел не без помощи арабов, а точнее — всех народов, которых во времена Багдадского и Кордовского халифатов объединяли под этим именем. Немало сделала здесь Средняя Азия, недаром имя Авиценны — Али ИбнСины — в средние века в университетах Сорбонны, Праги и Оксфорда называли рядом с именем Гиппократа. Мало кто помнит, кого именно звали Мухаммед ибн-Муса аль-Хорезми («из Хорезма»), но само его имя знают все, кто осваивал высшую математику и кибернетику: это из прозвища Мусы сына Мухаммеда получилось слово «алгоритм». И он же, по существу, дал имя сегодняшней науке алгебре, когда назвал свою математическую работу «Книга восстановлений и противопоставлений» — по-арабски «китаб аль-джебр валь-мукабала». Аль-джебр — что значит «восстановление» — превратилось в русском языке в алгебру. И наши цифры зовут арабскими, а между тем они — памятник путешествию своих «предков» из Индии через Аравию в Европу, причем и пункт отправления, и пункт назначения, и путь следования — все отразилось и на числе самих цифр, и на внешнем виде, и на том, с какой скоростью, как и какие действия мы умеем проделывать с ними.
Количество примеров таких путешествий научных идей, путешествий, во время которых они крепнут и развиваются, почти безгранично. Можно вспомнить дружбу Пастера и Мечникова, творческое соперничество немца Лейбница, голландца Гука и англичанина Ньютона.
Римлянин Лукреций Кар продолжал дело грека Эпикура… И так далее, далее, далее вглубь — до палеолита, когда одни племена передавали другим, как показывают некоторые варианты орнамента на вещах, идеи счета вообще и счета планет. Об этом судят по вниманию, которое с древнейших времен уделялось семерке. Семь — число видимых движущихся светил небесного свода, включая Солнце, Луну, Юпитер, Марс, Венеру, Сатурн, Меркурий. В то же время семь — число суток, которые занимает одна фаза Луны. Последнее обстоятельство сделало неделю основой счета времени, а первое способствовало присвоению ее дням имен планет. В русском-то языке этого нет, а вот по-английски и на некоторых других языках воскресенье, например, по сю пору — день Солнца (сравните немецкое Sonntag, английское Sunday).
Мы не знаем, какое из этих открытий древнее, но хотя бы одно или оба они были сделаны еще в палеолите, древнем каменном веке. Советский исследователь Б. Фролов показал это достаточно отчетливо.
Вот другой пример. В разных местах найдено несколько черепов первобытных людей со следами трепанации — иными словами, операций на мозге. Такие операции делали и восемь и двенадцать тысяч лет назад, причем состояние черепов ясно указывает, что их владельцы после операции выздоровели и прожили еще долгие годы. Вряд ли можно считать, что каждое племя само, от начала до конца, на собственном только опыте отрабатывало технику такой сложной операции. Это было бы так же нелепо, как полагать, что пересадка сердца, осуществленная, скажем, в Кейптауне, во всех своих деталях разработана, продумана и подготовлена самодовлеющим развитием одной лишь южноафриканской медицины.
Видимо, существовало несколько достаточно больших районов, внутри которых между селениями шел обмен важными для них сведениями, в частности и медицинского порядка.
Древние племена нуждались в научном сотрудничестве с соседями не меньше, чем нынешние народы. Слово «научном» я намеренно не заключил в кавычки.
В ходе контактов между древними культурами они обменивались и теми идеями, которые сегодня мы зовем научными.