Воины зимы

Затем из надстройки кто-то выбежал. Человек миновал торчавший из огня хвост, запрыгнул на крыло и, не обращая внимания на пламя, перевесился через разбитый фонарь. Скорее всего, он просто перерезал ремни и вытащил пилота сквозь рыжие языки, облизывающие крылья и палубу рядом. Другие члены экипажа уже ждали с противопожарными комплектами и огнетушителями. Когда два человека вышли из пламени, их комбинезоны – лётный и рабочий – уже сами горели. Палубная команда обдала обоих пеной, а медики унесли их в лазарет. Если им повезло, то жаростойкая одежда защитила их, а с рук ожоги сойдут быстро. Но если нет…

— Джо, передай мне потом имя этого смельчака. Если он не получит "Бронзовую звезду" по моему представлению, я прикажу ударить по Морскому министерству.

Тем временем палубный джип упёрся в догорающий самолёт и спихнул его с борта.

— Бронзовую?.. — командира авиакрыла подразумевал, что моряк достоин более высокой награды, но отвлёкся на подбитый "московский" самолёт, заходивший на посадку. Он узнал его по отличительному рисунку на капоте, голове индейского вождя.

— Это машина Даркшейда. Одна из повреждённых атакой F4U. Знаешь, в ближайшие двадцать лет не хотел бы я быть пилотом Корсара, попавшим в поселение апачей.

Северная Атлантика, севернее Британии, оперативная группа "Ситка", эскортный авианосец "Москва", ангарная палуба

Прямо над головой зияла дыра, пробитая насквозь через полётную палубу. В целом, это было не совсем плохо. Отрицательной стороной являлся свежий воздух, поступавший к горящим обломкам разбитого Ju.87. Положительной – жар и дым не задерживались в отсеках, и работать пожарным намного легче. К тому же разрушения ограничились верхним подпалубным помещением. Прочная конструкция танкера класса "Комменсмент-Бэй" сослужил "Москве" хорошую службу. Но, на беду, удар пришёлся куда дальше к кормовой части, чем на "Сталинграде". И задвинутые туда "Эвенджеры" пострадали настолько, что большую их часть можно было просто выбросить за борт, целиком или в виде груды обломков. Более пятидесяти человек погибло, не давая огню добраться до остатков топлива в их баках после падения "Юнкерса".

Капеллан Фрэнк Вестовер пробирался через завалы. Он помогал, где мог, и не лез туда, где только помешал бы. В основном не лез – там, где ещё полыхало, работали специалисты. Вестовер занялся своим делом. Поодаль от очагов пламени создали временный санитарный пункт, куда сносили раненых и убитых. Большинство тех, кого застал взрыв и последовавший за ним пожар, были мертвы. Они погибли быстро, но мучительно, в сверкающей стене авиационного топлива. Любой капеллан, служащий на авианосце, видел ожоги от бензина. Последствия их были настолько же ужасные, как и вид.

Два медика склонились над сильно обгоревшим мужчиной. Они накачали его морфием и старались вытянуть, несмотря на то, что это было очевидно безнадежно. Вестовер видел их неудачу и тихонько подошёл, чтобы провести последний обряд. Он понятия не имел, кем был техник, какую веру исповедовал, да и что-либо ещё. Слишком тяжёлыми были ожоги, чтобы выяснять. Он знал, что его слова помогут уйти с миром, а справедливый и милосердный бог, в которого верил Вестовер, не откажется от прощения из-за небольших ошибок в отходной. Когда капеллан смолк, человек испустил последний вздох. Изо рта выпорхнуло небольшое облачко дыма.

— Ещё есть смертельно раненые? — спокойно спросил Вестовер.

— Нет. Тех, у кого есть шанс, мы уже отправили в лазарет. Остальные здесь. Не знаю как объяснить… падре, вы могли бы поговорить со Смитти? Он в выгородке 40-мм зенитки. Его друг погиб, и ему очень плохо. Вы поймёте, почему.

Вестовер кивнул. Он прошёл дальше, туда, где боковая галерея ангара выходила к счетверённой 40-мм пушке над бортом. Сюда снесли мёртвых, чтобы освободить проход для тушения пожара ближе к корме. В одном углу возле обгоревшего тела сидел моряк. Он молился, уложив обугленную голову себе на колени.

— Можно помолиться с тобой? — негромкой спросил Вестовер.

Моряк вскрикнул от неожиданности. Фрэнк посмотрел вниз и поразился силе любви, которая заставляла Смитти переносить ужасный облик того, что ещё недавно было человеком.

— Просто, я не хотел тревожить тебя. Я хотел бы помолиться, если ты не возражаешь.

— Он был моим другом, падре. А теперь его нет.

Слова прозвучали так, будто моряк отказывал Вестоверу, но капеллан понимал, что на самом деле это выстраданная просьба о помощи и понимании.

— Твоя любовь воздаёт ему, — Вестовер осторожно опустился на колени около тела, осенил себя крестным знамением и начал тихо молиться.

— Вы не понимаете, падре, никто не понимает. Он был моим особенным другом.

В слове особенном слышался… вызов?

— Я знаю, Смитти. Все знают. Хотя бы потому, что никто никогда не сказал тебе дурного слова. Твои товарищи по экипажу знают достаточно, чтобы направить меня к тебе в этот горестный момент.