– Заключенным они предложили выбор: кто хочет, идите с нами или делайте, что хотите. Некоторые разбежались по домам, но большая часть присоединилась к мятежникам. Им раздали оружие, и они отправились к хокимияту.
– Так что, они хотели делать революцию?
– Наверное, да. Вообще, неправду говорят, что «Акромийя» – это религиозная организация. Нет, с самого начала они хотели бороться против государственного строя, за свободу.
– И для этого они стали захватывать оружие?
– Иначе бы их никто не выпустил из тюрьмы. У нас же силовики дурные.
– И что они хотели делать, когда захватили хокимият?
– Не знаю. Но уже вечером, когда повсюду началась стрельба, они хотели уйти в Киргизию, но им не дали.
– Их всех расстреляли?
– Ну, почти. Хотя сегодня я на площади видел одного человека, который в пятницу ходил с оружием и выступал на митинге, призывал. Раз сейчас живой, значит, вовремя спрятался. А из-за него люди погибли.
Чтобы побольше узнать о зачинщиках восстания, я отправляюсь к Саиджахону Зейнабитдинову, известному и, наверное, единственному в Андижане правозащитнику. Во время суда над акромистами он был их адвокатом. Ему уже отключили все телефоны, он в эти дни старается не выходить из дома.
– Я понимаю, что местные силовики меня не очень сильно любят, поэтому, воспользовавшись этой ситуацией, они запросто могут меня шлепнуть, – объясняет он.
Зейнабитдинов рассказывает, что акромисты на самом деле в политику не лезли, а занимались только бизнесом и благотворительностью. Например, строительная фирма одного из них даже возводила дом для хокима (губернатора) области. Все преследования против них начались с того момента, как в Андижане сменился хоким. Новый глава области хотел прибрать к рукам их бизнес, поэтому против них и возбудили дело по статьям, которые предусматривают конфискацию имущества. Однако правозащитник добавляет, что все акромисты были очень религиозными, а своим учителем считали Акрома Юлдашева, уже шесть лет сидящего в тюрьме. Юлдашев тоже был известным андижанским предпринимателем, его обвинили в религиозном экстремизме после того, как он написал книгу «Путь к вере».
– Обвинения были просто бредом, притянутым за уши. С самого начала суда, с февраля, их близкие, друзья собирались около суда. А в эту среду завершились прения и судья объявил, что время и место оглашения приговора будет объявлено дополнительно. Но, по моим данным, приговор акромистам прочитали прямо в тюрьме еще в четверг. Именно это и подвигло их на бунт.
– А когда вы с ними последний раз разговаривали? – спрашиваю я.
– Утром в пятницу они мне звонили из здания хокимията. Просили, чтобы я организовал им пресс-конференцию. Но я уже ничего не мог сделать.
– А что сейчас с ними стало? Их всех расстреляли?
– Я не исключаю, что кто-то из них мог выжить. У меня нет никакой точной информации, но вполне возможно, что сейчас будет продолжаться партизанская война. Вы сами видели, сколько здесь убитых. И не только акромистов, их друзей. Это и простые люди, митинговавшие на площади против правительства, да и случайные прохожие тоже. Сейчас у многих есть причина мстить.
Я выхожу от Зейнабитдинова. По дороге в гостиницу таксист рассказывает мне, что у его соседки на площади погиб сын. Утром он, уходя из дома, сказал жене: вот возьмем хокимият, и нам каждому дадут по $3000. «А утром привезли его труп. Сейчас мать плачет: „Зачем нам нужны были эти доллары?“».
Власти
Посреди проспекта Навои, со всех сторон оцепленного, наблюдается необычное скопление людей в штатском. Это странно, потому что обычно автоматчики всех отгоняют на тротуар, требуя не ходить по проезжей части.
– Это руководители УВД, – шепчут мне прохожие, и я кидаюсь к ним с вопросом о количестве погибших.
Мужчины хмурятся и отворачиваются.
– А кто отдал приказ стрелять? – не унимаюсь я.
– Никаких комментариев, – шепчут они и спешно рассаживаются по машинам.
Неподалеку от этого места ко мне подбегает женщина.
– Вы из России? И почему нигде у вас по телевидению не говорят, что мы сами рады этим милиционерам? Мы просим их защитить нас от этих голодных. Милиционеры все правильно делают, защищают нас от этих варваров. Мы же сами все видели, как их три месяца готовили, подкармливали возле здания суда. Наверняка готовили к этому безобразию, – горячится она.
– А вы кто? Откуда? – интересуюсь я.
– Я из неправительственной организации, которая называется «Шанс». Напишите, что меня зовут Ольга. Нет, напишите лучше, что меня зовут Алия. Я вам правду говорю, можете хоть у кого спросить. А ну, подтверди, – машет она проходящим мимо парням.
– Да нет! Что ты врешь?! – набрасываются на нее парни.
– Вы ее не слушайте, она ничего не знает и всего боится. Наверняка все это время дома просидела, одними слухами питаясь, – пытается увести нас Ахмад.
– Милиция! Милиция! Спасите, меня сейчас эти голодные убивать будут! – кричит Ольга-Алия и бежит навстречу автоматчикам.
Они не двигаются, но и на мушку ее не берут.
– А ты не боишься тут с журналистами ходить? Ведь, наверное, кто-нибудь может на тебя донести, – спрашиваю я у Ахмада.