Войга. Хроники

Лукерья, которая впервые слышала о бедах на селе, не смогла сдержать своего наивного любопытства и высунула голову из-за перегородки, пытаясь разобраться, что именно произошло.

Но ответа на свой единственный вопрос ей получить так и не удалось. Добравшись до угла, Веда вытащила из корзины с травами светящийся голубой камешек и бросилась на незнакомца. Ей удалось повалить тучного мужчину на пол, и она с безумной улыбкой приложила свое оружие к его щеке.

Лицо незнакомца оставалось таким же спокойным, как и прежде. Он лишь устало вздохнул, боковым зрением приметив голубое сияние и, в один миг скинув Веду с себя, поднялся на ноги.

– Колдун? – зашипела на него ведьма и принялась крутиться вокруг себя на четвереньках.

Лукерья лишь раз лицезрела это зрелище, когда сельчане дерзнули не позвать старуху на какой-то праздник. Тогда она сильно на них осерчала. Обернулась черной кошкой и пробежала промеж ног всего скота, призывая на него невиданную болезнь. Ох, и долго они потом прощения вымаливали у ведьмы, не зная, чтобы этакого ей снести, дабы простила она им их глупость.

Вот и сейчас темная пелена уже окутывала тело Веды. Вот-вот и предстала бы она перед ними в новом обличие, но…

Незнакомец быстро подскочил к ней и, схватив за шиворот, швырнул ее в дальнюю стену. Старуха разбила спиной глиняные горшки, некоторые осколки впились в ее кожу. Она изогнулась, а затем согнулась в три погибели, издавая дикий вопль. Мужчина вновь оказался подле нее. Он опустился перед ней на колени и двумя руками вцепился в ее ладонь, что все еще сжимала злополучный камень.

Веда закричала еще сильнее, а затем еще громче.

Мужчина поморщился и схватил лежащую на полу тряпицу. Он скомкал ее и запихал старухе прямо в зубы. Но это лишь слегка приглушило ее крики.

Ведьма принялась кататься по полу, размахивая своей рукой из стороны в сторону. Она даже несколько раз ударила свой кулак о деревянный пол, разбивая его в кровь. Но толку от этого не было. Не размыкались ее проклятые пальцы от всех этих действий.

И вдруг она увидела ее. Ту самую девочку, чье заплаканное, перепуганное лицо сейчас находилось прямо напротив нее. Веда собрала последние силы в кулак и что-то грозно прорычала сквозь свой замызганный кляп. А затем бросила камень прямо в ту, что не так давно сама приютила под своей крышей.

– А! – закричала Лукерья и вновь спряталась за перегородкой.

Она посильнее поджала под себя ноги, сотрясаясь в испуге. Девочка с широко раскрытыми глазами пристально смотрела на все сильнее и сильнее разгорающийся камень перед собой. И она была не единственной, кто с удивлением наблюдал за сияющим предметом.

Незнакомец подошел к ней ближе, потеряв последний интерес к бьющейся в конвульсиях ведьме.

– Как тебя зовут? – спросил он, поднимая камень с пола и пряча его в небольшой мешочек, висящий на своем поясе.

– Лукерья, – дрожащим голосом произнесла девочка.

– Сколько тебе лет?

– Тринадцать… Будет…

– А ты у ведьмы в ученицах была?

– Нет, – она бросила взгляд на истязающую саму себя старуху, а затем быстро отвела его в сторону, не в силах смотреть на ее страдания. – В нахлебницах.

– Сирота?

– Да.

– Знаешь, Лукерья, – мужчина опустился перед ней на корточки и мило улыбнулся. Сейчас его лицо показалось девочке таким добрым и радушным, что она окончательно уверовала себя, что перед ней сидит хороший человек. – Веда совершила грех.

– Какой?

– Видишь, как она мучается?

Девочка быстро кивнула.

– Так она замучила всю вашу деревню. Всех до единого погубила.

Она нервно сглотнула, представляя всех, кого она знала, умирающих вот так… Так же, как и Веда…

– Ты ведь совсем одна теперь осталась? – сказал он, не обращая внимания, что последний дух старой ведьмой еще не был испущен.

Лукерья вновь кивнула головой.

– А знаешь, ты ведь особенная, – с долей восторга в голосе произнес он. И тут же эти слова отразились огоньками жизни в глазах наивного ребенка. Он улыбнулся своей маленькой победе и продолжил. – Если пойдешь со мной, то я подарю тебе новый дом. А еще… Я научу тебя настоящему волшебству. Ты сможешь спасти очень много жизней, а коли останешься… Боюсь, что еще какая-нибудь деревня может погибнуть, и скорее даже далеко не одна…

Последние слова он сказал с неимоверной грустью и печалью, которые тут же отозвались в маленьком сердце неокрепшей души. Что сказать, он знал, что делал…

– Я пойду!

Митяй (228г. до н.э.)

Нельзя сказать, что семья Митяя была уж шибко бедной, но и зажиточными их точно назвать было нельзя. Жили как все: корова, огород да кур десяток. Дела в их доме всегда водились, никто на месте не сидел. Даже самая младшая сестра Митяя, которой, к слову, было всего пять лет от роду, и та всегда была при деле: то матери помочь прибраться, то курей покормить, а то и на подхвате у мужиков подсобить.